— Вот такой-то капитан нам и нужен! — говорили кругом.
Скрипели деревянные механизмы; громадина паруса над головой повернулась, и вдруг стремительно побежал прочь от корабля берег. Евстафий видел, как поднимаются волны, но корабль не качался, и облака над головой стояли неподвижно.
— Я ничего не знаю о кораблях, — признался Евстафий.
Люди засмеялись, а человек с золотой цепью сказал:
— Тебе и не нужно ничего знать, Евстафий. Ты же наш капитан. Ты будешь казнить и миловать и взмахом руки указывать направление, а большего от тебя и не требуется.
— В таком случае я хотел бы поесть и выпить воды, — сказал Евстафий. — И еще я хочу спать.
Они переглянулись.
— Поесть мы тебе сейчас подадим, и воду, пожалуй, ты тоже получишь, но потом привыкай обходиться без них. А вот спать, Евстафий, капитану совсем не положено. Вдруг да случится что-нибудь и потребуется указать рукой направление, или казнить кого-нибудь, или внезапно помиловать? Приучайся-ка ты совершенно не спать!
— Я привыкну, — обещал Евстафий. — Дайте мне немного времени.
— Ладно, — согласились моряки. — На первых порах можно. Иди, отдыхай.
Евстафий Алербах оказался хорошим капитаном. Под его командованием черный полупрозрачный корабль то подходил к самым скалам, предвещая неясные беды рыбацким деревням, то вдруг нырял в густые туманы и населял их печальными звуками, а то являлся другим кораблям и пугал их до полусмерти. Все это веселило моряков, а весельем они кормились, и оно же было их ежедневным питьем.
С каждым днем Евстафий спал все меньше. Во сне он видел, как птицы, улитки и крабы снимают плоть с костей и как заносит песок тело Евстафия Алербаха. А ему совсем не по душе было чувствовать себя мертвым.
Открывая глаза при пробуждении, он каждый раз обнаруживал рядом с собой новое лицо. То это лицо было черного цвета, то желтого, то белого, то было оно плоским и узкоглазым, то становилось толстым и округлым; бывало оно пятнистым, с родинками, ожогами, шрамами, следами от оспы. Однако скоро уже Алербах научился узнавать этого человека в любом обличьи; то был его личный слуга, переживший восьмерых капитанов.
— Зачем ты меняешь внешность? — спросил его как-то Евстафий.
Он фыркнул в ответ:
— Будто бы вы постоянно один и тот же.
— А разве нет?
— Ну вот еще, — сказал слуга. — Будь так, стал бы я сторожить вас, пока вы спите.
Евстафий потребовал зеркало и долго всматривался в свое отражение. Скоро он понял, что слуга нарочно его дразнит и сбивает с толку. Евстафий, чтобы отплатить, подсыпал ему в кашу толченое стекло, но слуга проглотил и кашу, и стекло, и откусил сам у себя кончик указательного пальца на правой руке.
Однажды Евстафий думал, что он не спит, но на самом деле он крепко спал; просто ему не снились ни берег, ни занесенный песком скелет. Слуга растолкал его. Слуга оказался загорелым малым лет двадцати пяти, с черной бородкой и перебитым носом. Евстафий понял вдруг, что именно таков его истинный облик. На корабле происходило что-то настолько захватывающее, что слуга не успел переменить личину, и капитан застал его врасплох.
— Ага! — сказал Евстафий. — Вот ты и попался!
— Попался не я, а кто-то другой, — ответил тот, шмыгая носом. — Послушайте, мой капитан.
Евстафий сел и прислушался. Ни с чем не перепутаешь этот звук: за кем-то шла погоня. Крики и топот десятков ног — и отчаянный бег кого-то, кто пытается спастись.
— К берегу! — заревел Евстафий. — Правим к берегу!
Его голос подхватили другие, и парус заскрежетал на мачте — или так показалось, — а берег надвинулся, и это были скалы. Евстафий, в рубахе и штанах, босой и растрепанный, выбежал на палубу и встал на носу корабля. Он не смотрел ни на матросов, ни на штурвал; все совершалось своим порядком за его спиной.
Возникла впереди и понеслась на корабль скала, а на скалу взбежала женщина с красными волосами. Никого и никогда Евстафий не видел так ясно, как это перепуганное создание. И скала, и крестьяне, что мчались вслед за женщиной, и деревья, росшие вокруг, — все было смазано расстоянием, тенями и ветром, но фигура женщины оставалась отчетливой, словно была нарисована в книге тонким, уверенным пером. Она была реальностью, а весь мир вокруг нее — иллюзией.
А потом она бросилась в море.
— Спасти! — распорядился Евстафий, не сводящий глаз с красного пятна на волнах.
И прыгнул за ней в воду.
На ней было лучшее платье из найденных в сундуках — зеленое с меховой оторочкой. Свои красные волосы она разделила на две части и обвила длинной жемчужной нитью. На руки она надела браслеты, которые были мужскими и принадлежали варварским временам, — очень тяжелые, массивного золота, с плохо обработанными рубинами. Ей это нравилось, и время от времени она подносила руку к губам, чтобы украдкой лизнуть красный гладкий камень.