Сир Ив повидал в жизни королей и корриганов, а Фома видел дурачка, героя и своего врага, который впоследствии нанес ему сильную рану.
— Он совсем другой, не такой, как я, — заметил сир Ив, обсуждая со своим капитаном гостя.
Эсперанс захохотал:
— Мой господин, да таких, как вы, во всем свете не сыскать! А таких, как этот Фома, — целая телега.
— Нет, Эсперанс, этот Фома тоже особенный, — сказал сир Ив, но не стал объяснять, почему.
А в углу сидел Ян, которого до сих пор никто не замечал, и тихонько чертил на своей восковой табличке. С каждым днем у него получалось все лучше и лучше, и он попеременно чертил то буквы, которым научил его капеллан, то разные картинки.
И сейчас Ян вдруг взял да и сказал из своего угла:
— Я так думаю, граф Ричард Уорвик зачем-то нарочно прислал сюда этого норманна. Он хитрый, граф Уорвик.
Эсперанс и сир Ив разом повернулись в тот угол, куда забился Ян.
Эсперанс хотел было поставить Яна на место и даже, может быть, прибить его, но Ив заговорил первым, поэтому-то Эсперанс и промолчал.
Ив спросил:
— Откуда тебе это все известно?
— Поговорил с одним английским лучником, — объяснил Ян.
— Как тебе это удалось, если никто из них не понимает нашего языка, а ты не говоришь по-английски? — удивился Ив.
— Я сумел столковаться с голландцами, — ответил Ян. — Англичане это тоже умеют. Вот мы и нашли общий язык.
Эсперанс засмеялся:
— Наверное, он их нарисовал.
Ян чуть покраснел:
— А что, если и так?
Эсперанс только махнул рукой, чтобы Ян продолжал. Тот и продолжил:
— Они говорят — граф Уорвик очень хитрый, и у Фомы здесь важное дело. Они беспокоились, что Фома помрет, и тогда их повесят за то, что не уберегли молодого господина, но теперь, Божьей милостью, Фома останется жить. Вот они и расслабились и стали отчасти болтливы. Граф Уорвик…
Но сир Ив перебил Яна:
— Не пристало тебе даже имени этого знатного человека произносить, не то что высказывать о нем какие-то суждения.
Ян опустил глаза, но все-таки в свое оправдание сказал:
— Если судьба мне стать художником, то я буду изображать не только знатных людей, но и самого Господа на своих алтарях и картинах; почему же теперь нельзя мне упоминать имя графа Уорвика?
— Изображать ты волен кого угодно, но не судить, — ответил сир Ив. — И не важно, восхваляешь ты или хулишь; не твоего ума это дело.
— Да как бы я, в таком случае, рассказывал бы вам о том, что удалось выведать? — Ян покачал головой. — Для чего же я выведываю и расспрашиваю, и приглядываюсь, и рисую, и шпионю, и даже составляю некоторые буквы, как не для вашей милости?
— Рассказывать ты можешь мне, — сказал Эсперанс. — А уж я передам сиру Иву в таком виде, чтобы никого не оскорбить.
Ив же в эти минуты думал о том, что, наверное, со своими строгостями хватил лишку: Ян только ради него и старался и уж точно не собирался никого оскорблять.
И еще он думал об Эрри, которого назвал своим братом, и о Нане, чью свободу не хотел отбирать, и о разных клятвах, которые давал себе касательно этих людей. Однако у Яна-то шкура оказалась потолще, чем у прочих, хоть и был он художником и носил не воинское платье, а полумонашеское.
Ян только и сказал:
— Это уж как вашей милости будет угодно; просто я посчитал, что лишние сплетни никому еще не вредили, если они не о вас самих.
— Вот и хорошо, — оборвал его Ив, — а теперь помолчи.
Ян так и сделал и снова уселся в своем углу, уткнувшись в восковую табличку. Ив снова смотрел на карту, глубоко задумавшись, но потом слишком пристальный взгляд Яна заставил его вновь обернуться:
— Что ты делаешь, Ян?
— Молчу и не высказываю суждений.
— Это ты ответил мне на вопрос: чего ты не делаешь; я же спрашивал тебя о другом.
— Рисую вашу милость.
— И какова же моя милость? — спросил сир Ив.
— Если вы говорите о милости, то ее мне вполне довольно, хотя иногда она отдает горклой кашей и попахивает розгой, — сказал Ян. (Сир Ив удивленно поднял бровь: он никогда не бил своих слуг). — Если же о той милости, которая ваша милость, то здесь я прошу всяческого ко мне снисхождения: вы так неподвижно сидите, что грех было бы этим не воспользоваться.
— Просто покажи, — сказал Ив, протягивая руку, и Ян послушно вложил ему в пальцы дощечку.
На рисунке, сделанном уверенными штрихами, был изображен сир Ив, и при том весьма узнаваемо: лицо с мелкими, почти девичьими чертами, уныло опущенные уголки рта, задумчивый взгляд. Только вот глаза сира Ива на рисунке сильно косили, и один был расположен гораздо выше другого.