— Нет.
— Как же тогда вы попали на Искар?
Конвей передернул плечами:
— А как Конна сюда попал? Люди с Земли летают везде.
Бессознательно он перенимал высокопарную манеру Кра говорить. Он склонился вперед, улыбаясь:
— Мои слова были резкими, когда я стоял за вашими воротами. Пусть будут они забыты, ибо это только слова гнева. Забудь и этого Конну. Он к нам не имеет никакого отношения.
— А-а, — мягко произнес старик. — «Забыть». Это слово, которого я не знаю. Гнев — да, и месть тоже. Но не «забыть».
Повернувшись к Роэну и Эсмонду, он заговорил с ними, вежливо отвечая, когда те объясняли свои желания. Но полный задумчивости взгляд его холодно-голубых глаз ни на секунду не сходил с лица Конвея. Нервы землянина были напряжены до предела, беспокойство его росло и росло.
Он готов был поклясться, что Кра понял, кто он такой и зачем прибыл на Искар.
Разум подсказывал ему, что это странно. Много лет прошло с тех пор, как Кра видел его отца, да и внешне они несхожи. Казалось невероятным, чтобы он сохранил какие-то манеры отца. И все же он ни в чем не мог быть уверен, и неопределенность терзала его. Тяжело было выносить горький взгляд старика.
Пятеро сыновей сидели молча и неподвижно. Конвей был убежден, что они понимают весь разговор, а после вспомнил слова старика о том, что они жили с Конной как братья. Сыновья сидели и терпеливо ждали; складывалось впечатление, будто ожидание их длится уже так долго, что чуть больше они прождут или чуть меньше — не имеет для них значения.
Время от времени девушка украдкой посматривала на Конвея. Несмотря на беспокойство, землянина мучило любопытство: какое такое дьявольское смятение таится за ее взглядом. Лицо девушки в странных отсветах пламени очага казалось Конвею просто очаровательным.
— Торговля, — изрек наконец Кра. — Дружба. Наука. Все это хорошие слова. Давайте-ка теперь поедим, а потом отдохнем, и я обдумаю эти хорошие слова, которые прежде слышал от Конны.
— Послушайте, — несколько раздраженно произнес Конвей, — я не знаю, что этот Конна здесь натворил, но я не вижу причин порицать нас, будто мы его сыновья.
— Мы правду говорим, — мягко сказал Эсмонд и посмотрел на Конвея. Нервы Конвея уже не выдерживали, а тут еще эта дурацкая обходительность Эсмонда, и он в конце концов не сдержался:
— Да в чем же преступление этого Конны?
Старик обратил на него неспешный тяжелый взгляд.
— Не спрашивай меня, — сказал он, — спроси у той, что ждет у озера Ушедших Навеки.
Последние слова старика будто хлыстом стегнули по нервам Конвея. Он испугался, что выдал себя, но если он и вздрогнул, никто этого, кажется, не заметил. Лица Эсмонда и Роэна были откровенно непонимающими.
— Озеро Ушедших Навеки, — повторил Эсмонд. — Что это такое?
— Пусть будет конец разговору, — сказал Кра.
Он отвернулся и заговорил с девушкой на своем языке, и Конвей уловил имя — Сьель. Она послушно поднялась и стала подавать мужчинам еду — на тарелках, выточенных из камня. Покончив с этим, она опять села возле огня и принялась есть оставшееся после мужчин — стройная послушная тень, чьи глаза были покорны не больше, чем глаза молодой пантеры. Конвей украдкой ей улыбнулся, и наградой ему было легкое движение алых девичьих губ.
Когда с едой было покончено, Кра поднялся и повел землян по каменному проходу. В конце его они увидели два проема, занавешенных шкурами, а за ними оказались маленькие комнатки без окон, где лежали мох и меха, — некое подобие спален.
Тихонько вошла Сьель, чтобы зажечь светильники на подставках из камня, и Конвею показалось, что она уделила особое внимание тому светильнику кубической формы, который он выбрал для себя.
— Спите, — сказал Кра и оставил их.
Сьель удалилась по узкой лестнице в конце коридора.
С минуту земляне стояли, глядя друг на друга, затем Конвей угрюмо сказал:
— Не задавайте мне никаких вопросов, ответов я все равно не знаю.
Он повернулся и ушел в свою комнату, закрыв дверной проем занавеской. В отвратительном настроении Конвей сел на меха и зажег сигарету, прислушиваясь к тихому голосу Роэна, сердито объясняющему Эсмонду, что Рэнд, по его мнению, ведет себя весьма странно. Эсмонд примирительно ответил, что такая ситуация любого выведет из себя. Вскоре Конвей услышал, как они оба легли. Он погасил лампу.
Довольно долго Конвей сидел, не в силах унять нервное напряжение. Он думал о Кра, об ущелье, лежащем так близко, в пределах его досягаемости, думал об отце, ненавидя его за ту недобрую память, которую тот оставил после себя на Искаре, отчего теперь его сыну приходится тяжко.
Да поможет ему небо, если старый Кра еще ничего не понял!
Он подождал некоторое время, пока все не затихло. Потом, крайне осторожно, поднял занавеску и вышел в коридор.
Конвею удалось заглянуть в большую, главную комнату. Четверо мускулистых сыновей Кра спали на шкурах возле горячих углей. Пятый сидел скрестив ноги; на коленях у него лежало копье. Он не спал.
Конвей выглянул на заднюю лестницу. Он был абсолютно уверен, что она ведет на женскую половину дома и если он туда сунется, шаги его разбудят весь дом. Он пожал плечами и вернулся в свою каморку.
Хмуро уставившись в темноту, Конвей лежал на шкурах и пытался думать. Он не рассчитывал на то, что искарианцы ненавидят землян. В сотый раз он подивился, что же такое натворил отец, если женщины воют, как на похоронах, при одном лишь упоминании его имени. Спроси у нее, у той, которая ждет у озера Ушедших Навеки…
Все это неважно. Главное, что их тщательно стерегут и город для землянина слишком велик, чтобы выбраться из него живым, даже если ему удастся сбежать от Кра.
Неожиданно он почувствовал, что за дверью, в коридоре, кто-то стоит.
Стараясь не шуметь, Конвей прокрался к своему комбинезону, вытащил пистолет, вернулся на свое ложе и приготовился ждать.
Занавеска чуть шевельнулась, потом заколебалась сильнее. Конвей лежал неподвижно и дышал, точно спящий. Слабый свет просочился в щелку между занавеской и дверным косяком, щелка сделалась шире, и Конвей уже ясно мог различить стоящую на пороге фигуру.
Сьель, маленькая серая мышка, в своей грубошерстной юбке, с распущенными по плечам волосами, сверкающими под лунным лучом. Сьель, мышка с распахнутыми настежь глазами.
Отчасти из любопытства, желая знать, что она будет делать, отчасти из страха, что шепот может привлечь внимание кого-нибудь из другой комнаты, Конвей лежал тихо, притворяясь спящим.
В течение долгой минуты девушка стояла не шевелясь, разглядывая его. Конвей слышал звук ее дыхания, частый и мягкий. Наконец она сделала один быстрый шаг вперед, затем остановилась, как будто смелость оставила ее. Это ее и погубило.
Мужчина с копьем, должно быть, уловил какое-то движение, шелест юбки, скорее всего, хотя девушка и старалась ступать бесшумно. Конвей услышал короткое восклицание из главной комнаты, Сьель отпустила занавеску и побежала. За ней следом раздался топот тяжелых мужских шагов.
В конце коридора послышался шум борьбы, затем тихий возбужденный шепот. Конвей прокрался к двери и тихонько сдвинул в сторону занавеску.
Сын Кра крепко держал девушку. Сначала он вроде бы поучал ее, больше с жалостью, чем с гневом, а потом, нехотя и не распаляясь, он принялся ее бить. Сьель переносила побои стойко, но глаза ее блестели, а лицо горело яростью.
Конвей тихонько ступил в коридор. Мужчина стоял к нему спиной, но Сьель увидела Конвея. Он жестами показал ей, что надо делать, и она мгновенно его поняла — возможно, Конвей сам вселил в нее храбрость совершить подобный поступок.
Изогнувшись, как кошка, она что есть силы вонзила зубы в руку, державшую ее.
Мужчина отпустил девушку — скорее от сильного удивления, чем от боли. Сьель бросилась вниз по лестнице, ведущей на женскую половину, а он стоял, уставившись ей вслед — рот широко раскрыт, вид ошарашенный, как если бы безответные камни, по которым он ступал ежедневно, восстали и накинулись на него. У Кон-вея было ощущение, что ничего подобного за всю историю Искара не случалось ни разу.