В полной тишине я брёл по берегу. Вдалеке, на карусели, что-то заскрипело, но это был всего лишь ветер.
На следующий день мы уехали на Запад.
У поезда плохая память, он всё оставляет позади. Он забывает поля Иллинойса, реки детства, мосты, озёра, долины, коттеджи, горе и радости. Он оставляет их позади, и они исчезают за горизонтом.
Мои кости вытянулись, обросли мясом. Я сменил мой детский ум на взрослый, перешёл из школы в колледж. Потом появилась эта женщина из Сакраменто. Мы познакомились, поженились. Мне было уже двадцать два, и я совсем забыл, на что похож Восток.
Но Маргарет предложила провести наш медовый месяц там.
Как и память, поезд уходит и приходит. И он может вернуть вам всё то, что вы оставили позади много лет назад.
Лейк-Блафф с населением десять тысяч показался за окнами вагона. Я посмотрел на Маргарет. Она была очаровательна в своём новом платье. Я взял её под руку, и мы вышли на платформу. Носильщик выгружал наши чемоданы.
Мы остановились на две недели в небольшом отеле. Вставали поздно и шли бродить по городу. Я вновь открывал для себя кривые улочки, где прошло моё детство. В городе я не встретил никого из знакомых; порой мне попадались лица, напоминавшие мне кого-то из друзей детства, но я, не останавливаясь, проходил мимо. Я собирал в душе обрывки воспоминаний, как собирают в кучу осенние листья, чтобы сжечь их.
Всё время мы проводили вдвоём с Маргарет. Это были счастливые дни. Я любил её. По крайней мере, я так думал.
Однажды мы пошли на пляж, потому что выдался хороший день. Это был не конец сезона, как тогда, десять лет назад, но первые признаки осеннего опустошения уже коснулись пляжа. Народ поредел, несколько ларьков было заколочено, и холодный ветер уже начал напевать свои песни.
Всё здесь было по-прежнему. Я почти явственно увидел маму, сидевшую на песке в своей любимой позе, положив ногу на ногу и оперевшись руками сзади. У меня снова возникло непреодолимое желание побыть одному, но я не мог себя заставить сказать это Маргарет. Я только держал её под руку и молчал.
Было около четырёх часов. Детей уже увели домой, и лишь несколько мужчин и женщин, несмотря на ветер, нежились под лучами вечернего солнца. К берегу причалила лодка со спасательной станции. Плечистый спасатель вышел из неё, держа что-то в руках.
Я замер. Мне стало страшно. Мне было снова двенадцать, и я был отчаянно одинок. Я не видел Маргарет. Я видел только пляж и спасателя с серым, наверное, не очень тяжёлым мешком в руках и почти таким же серым лицом.
— Постой здесь, Маргарет, — сказал я. Сам не знаю, почему я это — сказал.
— Но что случилось?
— Ничего, просто постой здесь.
Я медленно пошёл по песку к тому месту, где стоял спасатель. Он посмотрел на меня.
— Что это? — спросил я.
Он ничего не ответил и положил свою ношу на песок. Из мешка с урчанием побежали струйки воды, тут же замирая на песке.
— Что это? — настойчиво повторил я.
— Странно, — задумчиво сказал спасатель. — Никогда о таком не слышал. Она же давно умерла.
— Давно умерла?
Он кивнул:
— Лет десять тому назад. С тысяча девятьсот тридцать третьего года здесь вообще никто из детей не тонул. А тех, кто тонул раньше, мы находили через несколько часов. Всех, кроме одной девочки. Вот её тело, как оно могло пробыть в воде десять лет?
Я смотрел на серый мешок.
— Откройте.
Не знаю, почему я это сказал. Ветер усиливался.
Спасатель топтался в нерешительности.
— Да откройте же скорей, чёрт побери! — закричал я.
— Лучше не надо… — начал он. — Она была такой маленькой…
Но увидев выражение моего лица, он наклонился и, развязав мешок, откинул верхнюю часть. Этого было достаточно.
Спасатель, Маргарет и все люди на пляже исчезли. Остались только небо, ветер, озеро, я и Талли. Я что-то повторял снова и снова. Её имя.
Спасатель удивлённо смотрел на меня.
— Где вы нашли её? — спросил я.
— Да вон там, на отмели. Она так долго была в воде, а совсем как живая.
— Да, — кивнул я. — Совсем как живая.
«Люди растут, подумал я. — Я вырос. А она не изменилась. Она всё такая же маленькая, всё такая же юная. Смерть не даёт человеку расти или меняться. У неё всё такие же золотистые волосы. Она навсегда останется юной, и я всегда буду любить её, только её».
Спасатель завязал мешок.
Я отвернулся и медленно побрёл вдоль воды. Вот и отмель, у которой он нашёл её.
И вдруг я замер. Там, где вода лизала песчаный берег, стоял дворец. Он был построен наполовину. Точно так, как когда-то мы строили с Талли: половину она, половину я.