Оставалось только предупредить маму о том, что со мной все в порядке. О том, что я не могла сказать, где оказалась, чтобы ее не допрашивал Джозеф. О том, что ее дочь, кажется, окончательно съехала с катушек. И сделать это надо с максимальным сохранением количества ее нервных клеток.
Итак, первым пунктом в моем списке посещений стоял ломбард.
«Если удастся продать все по желаемой цене, долго смогу протянуть без помощи Рика», — с этими мыслями я села в первое попавшееся такси и оповестила водителя о месте прибытия. На мое удивление, хозяин желтой букашки с мотором совершенно не говорил по-английски. На помощь пришел переводчик в телефоне. Аудио проговорило мою просьбу на местном языке. Таксист ухмыльнулся, но, увидев в зеркало заднего вида мое опухшее лицо, на котором не было ни капли желания посмеяться вместе, он завел машину, и мы тронулись в путь.
Безумно хотелось растянуться на мягкой удобной кровати, но вместо этого пришлось дремать на заднем сидении, таком крохотном, что при каждом резком торможении приходилось упираться ногами, чтобы не свалиться на пол. Меня разбудил Хасейн, (так звали водителя, судя по наклейке на бардачке), толкая в плечо и вещая что-то на своем.
Мне показалось, что все таксисты в аэропорту знают английский язык, кроме моего. Но такая уж я везучая. Чернобровому мужчине была отдана договорная сумма за проезд, и я вышла около ломбарда. Увидев табличку на двери, обшитой старым желтым картоном, я выругалась вслух. До открытия оставалось еще несколько часов, а я буквально валилась с ног от усталости. И словно свет в конце тоннеля, замаячила через дорогу вывеска круглосуточной забегаловки. Застегнув до горла свою тонкую кожаную куртку, я побрела к кафе.
Сев за невысокий квадратный столик с бордовой скатертью я первым делом заказала бокал пива. Как бы ни смотрелась с этим напитком молодая девушка, его мне сейчас хотелось больше, чем соблюдать нормы приличия.
Первые глотки лишили тонкий стакан сразу четверти содержимого. От спасающей от надоедливого похмелья жидкости из меня выдалось удовлетворительное «А-а-а-а». Хоть рекламу снимай. Официант, стоявший рядом в изумлении, тут же был вознагражден десяткой за скорость. Он машинально поблагодарил меня и быстро унес свои округлившиеся глазки в сторону стойки.
Заведение больше походило на паб. Стены были из дерева, покрытого лаком, такого же типа стулья с высокими спинками. Желтое освещение лукаво создавало вечернюю обстановку. Не хватало лишь грудастых дев, разносящих на своем бюсте бокалы с пенным напитком. Пахло баварскими колбасками, и от этого аромата к горлу подступала тошнота. Седобородый бармен медленно вытирал только что помытый под краном лимон о зеленую клетчатую рубашку, почти не сходившуюся в области его живота. По углам бара висели маленькие колонки, скромно выдавая тяжелый рок на минимальной громкости. Моему воображению нужны были лишь семь гномов за соседним столом, чтобы окончательно завершить представшую перед глазами картину.
Как только мне немного полегчало, я направилась в уборную, чтобы привести себя в божеский вид. Я почистила зубы, умылась, расчесала волосы, забрав их в хвост, и заменила куртку длинным осенним плащом, который так удачно прикрывал вечерний наряд.
Отражение в зеркале стало радовать гораздо больше, чем десять минут назад. Поглядывая то на длинную трещину на раковине, то на мешки, которые давно размесились под моими глазами, я размышляла о странных метаморфозах в моей жизни.
Сейчас, в чужой стране, в странной одежде и с больной головой, я наконец-то чувствовала себя хорошо. Так долго быть безэмоциональным истуканом с вредной привычкой — мириться с обстоятельствами — от такого существования очень легко оказаться где-то между господством и подоконником. И если бы я не вырвалась, то, вполне возможно, что вскоре предпочла бы второе. Очень редко, но бывают времена, когда единственно правильный выбор — подчинение первобытным инстинктам: спать, бежать, убить. Все что угодно, только не долговечный брак с садистом Джо.