Они взяли лодку у пристани. Теперь они отплыли далеко от берега, заросшего камышом, где их никто не мог услышать
Хизуран простучала послание по коже девушки, которое, казалось, испугало ее. Она покачала головой. Хизуран повторила – требовательно, как приказ. Ее лицо помрачнело. Аиша покраснела. Ее смущение без слов свидетельствовало о том, что она еще совсем ребенок.
‑ Она говорит… – вымолвила она и замолчала.
‑ Что она говорит? – спросил Орландо.
‑ Ты должен… она хочет, чтобы ты…
‑ Что она хочет? Скажи слово в слово, как она тебе сказала,
Хизуран погладила ее шею. Аиша перевела:
‑ Посмотри на нее. Какая она красивая! Она – бесценная жемчужина, которая хочет быть проколотой, и я хочу, чтобы ты это сделал. Каим доверил ее мне. У нее тоже есть право быть любимой. Пожалуйста, сделай это! Ради меня, нет, ради нее, сделай это еще сегодня ночью.
Ее тело белело на черном дереве лодки.
Они взяли Аишу за руки. Поцелуи сливались. Девушка дрожала. Какая жемчужина! Луна, обласканная, переполненная жизнью до краев, полная чувственного желания.
‑ Ветер и волны играют. Мы счастливы с тобой, Аднан. – Аиша говорила за обеих. – Мое сердце поет от страстного желания любви! Ты слышишь его пение?
Сильное возбуждение охватило ее, то был вулканический голод жизни.
‑ Позволь нам еще раз поставить твой шест посреди шатра.
Луна плясала на воде, волн бились– о борта лодки. Людей охватило безумие, а вокруг слышался треск бесчисленных цикад.
Как может создание Бога жить без любви!
Что послужило тому виной? Наркотики или женское искусство любви? Орландо начал все больше и больше пропадать в саду. Он попал в зависимость, которая вытесняла все другие потребности. Ночь, проведенная вне сада, казалась ему потраченной зря.
Каждая жилка в теле звала его туда
И все реже Адриан разговаривал с ним.
Его сон был бездонно глубоким, лишенный сновидений, безжизненный, как смерть. Когда при первых лучах дня он возвращался домой, усталость свинцом повисала на его руках и ногах.
В одно такое утро, когда туман, как вата, лежал на воде, у Орландо начались пугающие галлюцинации. Он опустился на колени на причале, чтобы отвязать лодку, и тут на расстоянии вытянутой руки, на высоте его глаз, скользнуло лицо палача монголов. Сощуренные узкие глаза, тонущие в желтой морщинистой коже, посмотрели на него презрительно и угрожающе. Рот под свисающими усами искривился в гримасе. Все длилось не дольше удара сердца, потом видение исчезло, поглоченное туманом.
Когда Орландо поведал Сайде об этом, она сказала:
‑ Не ходи туда слишком часто. Наркотическая зависимость – плохое дело. Все начинается с ночных кошмаров.
Ужеспустя несколько дней после первого разговора Сайда сказала:
– Уменя есть для тебя небесполезное известие. То лицо в тумане не было игрой воображения. Тебе повстречался живой Шахна. Ему, как и тебе, принадлежит женщина в саду, которую он посещает ночью.
‑ Черт в раю, – сказал Орландо.
‑ Побереги язык, – засмеялась Сайда. – С чертом не пошутишь.
Наркотики обладали своеобразным свойством. В одной стороны, они скрывали действительность, но с другой – поворачивали ее под совершенно иными углами. Если у близорукого забрать очки, то четкие контуры исчезают, однако ярче становятся цвета; детали стираются, но целостность представляется значительнее. На лице больше не видны морщины. В искаженном восприятии оно становится краше, правдивее в высшем понимании – и все потому, что исчезает мешающая незначительность. Так действовали наркотики Кимийя ас‑са ады. Аиша изменилась.
Орландо чувствовал это, не находя объяснения тому. На ее детскую беззаботность, казалось, пала облачная тень. Печаль лежала на всем ее облике, даже когда она смеялась.
Под защитой плеска воды он спросил ее:
‑ Что ты скрываешь от меня?
Испуганно она оглянулась, поцеловала его в щеку и прошептала:
‑ Пойдем со мной в сад.
Она взяла его за руку и побежала с ним вниз.
На зеленой полянке свободной от кустов и деревьев, за которыми никто не мог спрятаться, она остановилась. И снова поцеловала его.
‑ Меня расспрашивают.
‑ Кто? –Али.
‑ Кто это – Али?
‑ Черный надзиратель. –Я велю высечь его.
‑ Ради Бога, не делай этого. Он господин этого сада. Он – полная власть над женщинами сада. Кто станет его врагом, тот погиб.
‑ Чего он хочет от тебя?
‑ Он хочет знать, о чем мы разговариваем с тобой. Он угрожает обрезать мне голосовые связки, если я не все ему расскажу.
‑ Почему его интересует это? – заволновался Орландо.
‑ Я видела, как Шахна шептался с ним.
‑ Шахна шпионит за мной?
‑ Это так, господин.
‑ Хизуран знает об этом?
‑ У меня нет тайн от нее.
‑ Что она сказала?
‑ Мы должны быть еще осторожнее.
‑ Откуда Шахна знает, что на твоих устах нет печати? Он только недавно ходит в сад.
‑ Он напугал меня. Я закричала.
‑ Почему он напугал тебя?
‑ Он преследовал меня.
Орландо узнал достаточно.
***
Несмотря на дождливую погоду, принц Генрих велел оседлать лошадей для выезда – к большому изумлению приближенных, потому что принц был не только посредственный наездник, но и закоренелый домосед.
Трое вооруженных слуг и его писарь Альбан сопровождали его величество.
Они отъехали недалеко, когда принц задержался с Альбаном позади всех. Он подъехал к секретарю поближе и сказал:
‑ Мне нужно поговорить с тобой – здесь, где нас никто не подслушивает. Знаешь мою шкатулку с письмами в спальных покоях?
‑ Ящик с документами?
‑ Ключ от него я ношу всегда у себя на шее. Ларец запирается на секретный замок, а ключ только у меня.
‑ Верно.
‑ Как же вышло, что кто‑то другой смог открыть и запереть ларец?
‑ Это мог сделать только тот, у кого есть доступ к вашим ключам.
‑Я бы заметил это.
‑ Возможно, во сне?
‑ У меня очень чуткий сон. Никто не зайдет в мою комнату незамеченным.
‑ А если он уже находился там, прямо в вашей кровати, обвив руками вашу шею, на которой у вас висит ключ?
‑ Ты думаешь, Магдалена…
‑ Не могу поверить, будто она шпион. Для кого ей шпионить и зачем? Нет, нет, это кажется мне абсурдным. Вы, должно быть, ошибаетесь. Что вас убедило в том, что кто‑то видел ваши документы?
‑ Когда прошлой ночью я лежал в постели, меня разбудил тихий шум. Похоже на мышь, которая что‑то грызет, только гораздо громче. Я ударил в ладоши, метнул туда туфли, чтобы прогнать нарушителя тишины. Ничто не помогло. Я встал с кровати. Царапались в ящике. Я открыл его и обнаружил там моего хорька. Но как животное попало в ларец? Обитая железом крышка из дубового дерева так искусно подходит ящику, что даже муха не проползет туда. Там нет ни дырки, ни тончайшей щели. Если это не было волшебством – а в колдовство я не верю, – тогда имеется только одно объяснение: хорек забрался внутрь, когда ларец был открыт.
‑ Да, так оно и случилось, – подтвердил Аль‑бан. – Вы закрыли животное там, когда убирали документы.
‑ Я больше недели не подходил к ящику, а с хорьком играл только вчера.
‑ Вы действительно не ошибаетесь?
‑ Все именно так, как я говорю. –Мне понаблюдать за девушкой?
‑ Заставь ее говорить. Но не забудь, мы можем многое себе позволить, только не ошибку.
‑ Я знаю, как это делают, – засмеялся Альбан. – И волос не упадет с головы малышки, но она нам расскажет все, что знает.
‑ Смотри, не ошибись.
‑Я знаю, что любят девушки.
Посыльный из замка передал вечером устное приглашение на ондатровую охоту. На заре принц ожидает Венедикта у реки, возле рыбных прудов.
Бенедикт почувствовал беду, уже когда вышел из дома. Он беспокоился о Магдалене. Пруды или, точнее говоря, рукава реки, заросли высоким камышом. Ивы полоскали ветви в черной воде, где отражались летние облака.
Ни души! Только ветер в деревьях. Тревожный крик сойки. Бенедикт притаился в тишине. Голоса?