Они прислали Адриана. И в итоге их лучший воин отправил Людовика Кельгеймского в преисподнюю по заданию Старца Горы.
Адриан!
Не только тамплиеры, но и он сам обманулся в этом парне. Этот андалузец с волчьим капканом не поддался ни соблазнами сада, ни плотским утехам и наркотикам, дурманящим душу. Он одурачил всех. Он не позволил использовать себя как слепое орудие. Он пошел своим собственным путем, непоколебимо, как звезда по угодному Богу пути.
‑ Клянусь бородой Пророка, как я надул этих едоков свинины! Не только потому, что я сделал из их лучшего воина ассасина. Я возвысил его до ихвана ас‑сафы и послал его в Крак‑де‑Шевалье, чтобы он забрал деньги пари, которое я выиграл с его помощью, – говорил Старец самому себе. – Что теперь скажут эти надменные рыцари‑храмовники, когда я представлю им их парадного коня как моего преемника?
Мысль об этом настолько развеселила Старца, что он громко рассмеялся. Дыхание его лающего хохота затушило пламя. В полной темноте он на ощупь вышел на лестницу. Он почти добрался до конца, как вдруг поскользнулся. Его рука искала опору, но хватала лишь пустоту. Он потерял равновесие и свалился в бездонную темноту.
Когда Усман аль‑Мушрифан нашел его утром, он лежал без сознания на каменных плитах подвала. Тело Старца было таким холодным, будто он умер. Слуги принесли его в башню, безуспешно пытаясь оживить своего господина горячим чаем. Лишь когда Абу Наджа натер его настойкой, резко пахнущей эвкалиптом, Старец открыл глаза, никого не узнавая.
‑ Что с ним? – спросил поспешно призванный Хасим.
‑ Растяжение лодыжки. Больше он не пострадал, – сказал Абу Наджа. – Но он переохладился, и у него жар. Ему нехорошо.
* * *
В те ночи взгляды жителей крепости постоянно обращались к Тадж аль‑Алам. В одном высоком окне горел свет. Там лежал Каим.
‑ Он никого не пускает к себе, – сказала Сайда Орландо. – даже врача. «Я не хочу, чтобы кто‑то увидел, как я умираю», – сказал он Абу Надже.
‑ Он, должно быть, очень одинок.
‑ Он хочет этого, – возразила Сайда. – Это как в горах: чем выше вершина, тем более она одинока. В первые годы Аламута у Кайма было три жены, которых он регулярно посещал. Они жили в саду в помещениях, которые теперь принадлежат тебе. Однажды он прогнал их.
‑ Я думаю, он невысокого мнения о женщинах.
‑ Он взял в Аламут меня, – сказала Сайда. – Никто другой не сделал бы этого. Его отношение к женщинам темно и непроницаемо. Я слышала, как он говорил византийскому духовному князю: «Если бы Иисус имел женщину, он был бы избавлен от распятия, а мы лишились бы христианства».
‑ Это говорит в пользу женщин?
‑ Вывод, пожалуй, зависит от точки зрения.
Они поставили низкую тахту поближе к огню. На ней, как на носилках, лежал Каим. Истощенные руки на темном верблюжьем одеяле казались восковыми. Синевой проступали разветвленные жилки сквозь бледную кожу висков.
Несмотря на пугающие изменения лица, глаза Старца не утратили своей исключительной силы. Проникая внутрь человека, парализуя чужую волю, они властно остановились на Орландо. Тому показалось, что от высокого лба Старца исходит сияние. Он чувствовал, что его, как щепку в струе бурлящего потока, сносит к ибн Саббаху.
‑ Подойди ближе, Аднан! – прошептал он. – Еще ближе. Сядь здесь.
Их головы оказались на одной высоте. Расстояние шириной в ладонь разделяло их лица.
Каим говорил удивительно бодрым голосом. –Ты веришь в Бога?
‑ Я не верю в него, я его вижу, – ответил Орландо.
‑ Ты видишь его?
‑ Я встречаю его ежедневно в его творениях.
‑ Ты веришь в Творца? Почему?
‑ Как вы можете спрашивать? Кто другой создал тогда небо и землю?
‑ Ты думаешь, что все это должно было когда‑то кем‑то создано?
‑ Да. Как лее иначе?
‑ И кто же его сотворил?
‑ Кого?
‑ Твоего создателя?
‑ Бог вечен.
‑ Странно, – сказал Старец, – с богом у вас нет никаких трудностей. Вам легко представить, что нечто было всегда и пребудет вечно, без начала и конца. С Вселенной, однако, обстоит иначе. Здесь вам требуется, чтобы нашелся некто, кто бы все это создал. Рассмотрим необъятное множество всего, небесную твердь, полную бесчисленных созвездий. Небо было и будет всегда, бесконечно и вне времени. Ты действительно веришь, что некто, пусть даже Бог, смог бы создать подобное?
‑ Но Бог…
‑ Кашфоль ас‑pap, последнее откровение, звучит: БОГА НЕТ!Бог – это сон. Но человек должен грезить, иначе он потеряет рассудок. Мы все неизлечимо религиозны.
‑ Вы сомневаетесь в Боге?
‑ Я не сомневаюсь в нем. Я знаю, что его нет. Не думай, что я сошел с ума от жара. Я в трезвом уме. Позволь тебе сказать вот что. Существуют три типа людей: одни, которые служат Богу после того как обрели его; другие, которые его ищут и не находят; и третьи, которые не ищут его, потому что не нуждаются в нем. Первые счастливы, но не разумны. Последние возможно не счастливы, но разумны. Хуже всего тем, кто застрял на середине. Они и несчастливы, и неразумны.
‑ Вы считаете неразумным верить в Бога?
‑ А разумно верить в то, чего не существует?
‑ Самое трудное в жизни – это вера.
‑ Она меняет истинное положение вещей.
‑ Бог – творец всего.
‑ Не он нас, а мы сотворили его.
‑ И Мухаммед, и Иисус?…
‑ Они знали это. Они были посвященными.
‑ Вы думаете, они знали, что Бога не существует?
‑ Верно.
‑ Вы считаете их обманщиками?
‑ Они не обманывали людей. Они дали людям высшее, что только можно дать человеку, – идею бессмертия. Что такое правда по сравнению с этим? Мы слишком высоко оцениваем правду. Существует ли больший обман, чем приходящая в упадок идея правды?
‑ Как такое возможно! Это означало бы, что все те, кто отдал жизнь за Бога, боролся ни за что.
Каим ответил:
‑ За Бога нельзя бороться. «Кто борется за Бога, тот борется за собственную душу, потому что Богу не нужны люди». Так написано в двадцать девятой суре Корана
‑ Но почему…
‑ Наше представление о том, какой должна быть жизнь, не совпадает с ее действительностью. Зловонная лихорадочная быстротечность нашего тела пугает нас. Божественный лик – о, какая чудесная иллюзия!
Человек не может смириться с тем, что существует только на краткий срок. Ему необходимо бессмертие для исцеления души, необходимо, как вода и воздух для тела. Ничто не дает столько сил ослабшему, как вера в высшее существо, которое его защищает. И существует ли Бог на самом деле, абсолютно неважно. Не самый Бог, но вера в него – вот что имеет значение. Поэтому религии так важны. Без них человек оставался бы только животным. Его богоподобие заключает в себе его достоинство и обязанности.
Каим замолчал в изнеможении. После долгой паузы он продолжил:
‑ Надежда, которую религия вселяет в человека, – вот что делает ее столь важной. Вера в добро и справедливость облагораживают человека. Бог – это всего лишь идея, но идеалы – не лучшая ли часть нашего существования? Как жалка вся реальность! Есть что‑то утешительное в представлении о том, что Бога нет.
Высшее откровение – это покой, ничто. В самые важные моменты жизни нас окружает молчание. Мы молчим, когда с любовью смотрим на человека, когда скорбим о нем. Мы молчим, когда слушаем, читаем, размышляем и молимся. На определенном уровне человеческого познания иссякают даже мысли. Просветление таится в темноте. Высшее бытие – это небытие. То же касается и Бога. Я тебя посвятил.
Вот Кашфол ас‑Pap, ключ тайн. Ты держишь его в руке.
Ветер завывал в башне. Тени облаков закрывали свет луны.
‑ Я читал древние тексты, – сказал Старец Горы. – Тексты, которые гораздо старше Библии. Ты слышал о Гильгамеше, царе Шумеров? Он отправился на поиски тернового цветка вечной молодости. Богиня Иштар дала ему совет – прекратить поиски:
Зачем ты так бегаешь?
Бессмертие, которого ты ищешь,
Не существует.
Живи и наслаждайся!