‑ Ничего подобного я еще не слышал, – сказал Орландо.
‑ Ты мне не веришь? Хубаба, аристократка из Медины, была охвачена во время паломнической поездки с халифом Отманом таким большим вожделением к своему мужу, что отдалась ему под открытым небом. При этом она издавала такие дикие крики, что их верблюды обратились в бегство. «Поверьте мне, милые подрркки, – как сказала она, – их больше не видели».
Орландо так долго смеялся, что слезы выступили у него на глазах.
‑ Ты говоришь об этих эротических причудах, как будто сама испытываешь удовольствие.
‑ Так и есть. И какое! В Багдаде есть проститутка, которая держит у себя козла, которому она регулярно приводит горячих коз, чтобы вызвать у себя вожделение. «Я не знаю лучшего возбуждающего средства, чем прерывистое дыхание похоти», – говорит она
Вожделение – это плод фантазии. «Маленькая смерть», как бедуины называют оргазм, происходит в, наших головах, а не в чреслах.
Она взглянула на Орландо:
‑ Вы, мужчины, напрочь лишены фантазии. Одна женщина может общаться с сотней мужчин, ничего не испытывая при этом. Факт, без которого не существовали бы никакие платные служанки любви. В своей фантазии они умеют оживлять оргазмы, которые находятся далеко за сферой реальности. Никогда не переоценивай эротических мечтаний женщины! Женщина, которая в мыслях изменяет супругу, не целомудреннее, чем та, что непосредственно отдается другому. Это то, о чем говорил пророк Иисус: «Кто увидит жену соседа и возжелает ее, уже прелюбодействует с ней в сердце своем». Он не говорил: «Кто в мыслях крадет или убивает, нарушает божественные заповеди». Греховное в фантазии он связывает исключительно с плотью, потому что лишь она одна переживается не телесно. Она прежде всего духовное ощущение. С ней обращаются как с богом. Ее истинное существо не позволяет постичь себя. Ее духовность не измеряется земным масштабом.
‑ Ты говоришь как священник.
‑ Я и есть священник. Как же иначе я могла бы быть врачом, врачом в Аламуте? Позволь заметить тебе: когда наши тела здоровы, мы не воспринимаем их. Органы работают без наших усилий. Мы живем не в наших телах, а обособляемся в нашем мозгу. Мы читаем, думаем, мечтаем, парим во внешних мирах. Мы повсюду, только не в нашем теле. Этот отречение от тела и есть самое большое препятствие на пути к нам самим. Лишь болезни и боль позволяют нам осознать тело. В этом заключается смысл страдания.
Однако сильнее, чем боль, – глубоко ощущаемое желание. Быть вне себя от счастья! Это абсолютно другое удовольствие! Удовольствие в смысле развлечения – самообман. Такое удовольствие доставляет нам сладострастие, но не действительное желание или даже восторженное блаженство.
Сайда откинулась на подушки, закинув руки за голову и скрестив ноги. Под шелковыми шароварами вырисовывались ее раздвинутые бедра. Сладострастная улыбка играла на ее губах.
‑ Для многих людей ощущение желания ограничивается сферой гениталий. Они разучились тому, что знает каждая кошка: желание не связано с определенной частью тела. От кончиков ушей до ног наше тело оживляется небесными ощущениями. Открытие их – какое приключение!
‑ Давай вместе откроем их, – прошептал Орландо. Разговор возбудил его. Он пододвинулся ближе, положил правую руку ей на плечо, так что кончики его пальцев касались ее груди. Он почувствовал, как она содрогнулась. Его плоть поднялась:
‑ Я хочу играть с тобой в ветер и волны. Сайда убрала его руку со своей груди:
‑ Оставь мне похотливые объятия моей фантазии. Нет большего разочарования, чем осуществленные мечты. Когда у человека нет фантазии, он читает книгу, а сам переживает очень мало. Требуется много силы воображения, чтобы буквы проснулись и ожили. То же относится и к совокуплению. В арабском языке «любовь» – это наслаждение, выраженное в красивых словах.
Я завоевывал ее, пока она не сдалась.
О – и как она сдалась!
Нет достаточных слов, чтобы описать возлюбленную. Ее улыбка – капли росы в первых утренних лучах. Ее зад – седло королевского верблюда
Изгиб ее бедер сравним с плавным изгибом дюн в аль‑Мафаце. Один только звук ее имени – праздник желания.
‑ Сайда, – проговорил Орландо. Он взял ее за руки. – У тебя глаза девы, которая готова принять дьявола
‑ Но не физически, – сказал Сайда. – Для этого у тебя есть Хизуран. Оставь мне мои грезы!
***
Они сидели вдвоем перед большим камином в Тадж аль‑Аламе. Огонь почти погас.
‑Мы не будем гулять сегодня ночью мимо зубцов башни, – сказал Каим. – Силы моего тела еще слишком слабы. Они угасают, как это пламя. Я велел позвать тебя, чтобы задать тебе один вопрос. Хорошенько подумай, прежде чем отвечать.
Каим склонился, посмотрел в глаза Орландо и сказал:
‑ Однажды ты уже был готов пожертвовать свою жизнь. Ты сделал бы это снова?
Орландо чувствовал, как пот проступил из всех его пор. Он чувствовал себя лисой в капкане.
‑ Кто требует высшего, должен и сам быть готовым пойти на последнее.
Орладно взглянул на зубцы башни. Он подумал о двух низаритах, которые по знаку своего господина прыгнули оттуда в пропасть.
‑ Ты бы прыгнул, если бы я приказал тебе?
Вопрос был задан.
Одно неверное движение, и механизм ловушки захлопнется. Орландо чувствовал в висках стук своего сердца.
Прежде, чем он нашел ответ, Каим сказал:
‑ От тебя не ждут ответа. Твоя жизнь принадлежит высшему предназначению. Нет более болезненной жертвы, чем жизнь.
Он устремил свой взгляд на Орландо, словно хотел проникнуть в его душу.
На следующий день Орландо стоял перед советом мудрейших.
Хасим сказал всем:
‑ Внемли нашим словам Мы желаем возложить на тебя судьбоносное бремя. Ты – Амиль. Каим желает этого. Ты принадлежишь к внутреннему кругу его последователей. Это почетное звание не дает тебе никаких прав; напротив – оно требует от тебя дополнительных обязанностей. Возвышение означает отказ. Возвышение требует прощания. По этой причине сад отныне будет закрыт для тебя.
‑ А Хизуран?
‑ Ты никогда не увидишь ее. Руководить может только тот, кто готов к жертве, сразу и без колебаний.
‑ Я должна передать тебе это, – сказала Сайда. Орландо узнал кольцо Хизуран.
‑ Ее кольцо? Что мне с ним делать? С ней что‑то случилось?
‑ Прошлой ночью меня позвали в сад. Они обе лежали в ванной, тесно прижавшись друг к другу, как заблудившиеся дети. Они зажгли сотни свечей, будто хотели еще раз забрать с собой весь свет земли, прежде чем великая тьма заберет их. Они надели на голову венки из жасмина и якаранды. Яд сделал свое дело. Им нельзя было помочь. Орландо спрятал лицо в руках.
‑ Аиша была мертва. Хизуран еще дышала. Улыбка блуждала по ее бледным устам. Я сняла с ее пальца кольцо и обещала ей передать его тебе. Она поблагодарила меня, едва заметно закрыв веки. Вскоре она умерла
Плечи Орландо затряслись. Сайда обняла его,
‑ Где она? – спросил он.
‑ В Большом дворце воды.
‑Я хочу ее видеть. Я должен пойти к ней.
‑Ты знаешь, что сад закрыт для тебя.
Орландо пропустил возражение мимо ушей.
Впервые он увидел сад при дневном свете, без наркотиков.
Неужели это действительно был его рай?
Парк зарос сорняками. Крапивы здесь было больше, чем цветов. В фонтанах и на скамьях росли мох и лишайник. Постройки были просто дешевыми декорациями из гипса и неоструганных досок. За роскошными фасадами скрывалась ужасающая халтура.
Орландо дошел до конца сада. Ограда преграждала ему путь. Он нашел ворота, забранные решеткой, но незакрытые, и прошмыгнул вовнутрь. Перед ним стояла пара полуразрушенных жалких глиняных лачуг. Белье сушилось рядом с чесноком и початками кукурузы. Кто же обитает здесь? Садовники, слуги или небесные гурии?
Орландо не стал выяснять это.
Он увидел оленей, которые так восхитили его под гранатовым деревом в первую ночь с аль‑Хади. Вот они лежат, тучные и постоянно жующие. Их облезлые шкуры были покрыты мухами. Достоинство диких животных в плену исчезло.