- О, звучит заманчиво, – крикнул возчик из-за соседнего стола. – Один против трех. Расскажите!
-Да, расскажите! – закричали скототорговцы с другого конца стола. Один из них наполнил Доктору стакан пивом. Тот сделал глубокий глоток, вытер рукавом пену с губ и начал рассказ.
* * *
Я высадился на берег в Александрии и поселился в таверне у «Бородатого патриарха». Поздно ночью меня разбудил араб. Он спросил, не являюсь ли я франконским эль-Хакимом, который накануне прибыл на корабле. Сказал, что явился по поручению своего господина, который нуждается в моей помощи. Мне пришлось уложить свои врачебные инструменты и последовать за ним. Он говорил короткими фразами, кашляя и задыхаясь, как тот, кто долго и быстро бежал. «Быстрее, быстрее!» – кричал он снова и снова и хлопал в ладони, которые были коричневыми, точно это жаркое, что лежит здесь передо мной на столе.
Мы торопливо бежали по улицам до конца города, где дома становились все беднее, а улицы – более пустынными. И как же я был удивлен, когда мы вдруг остановились странным зданием, похожим на дворец! Оно, казалось, совершенно не подходило для этой местности. С башнями и зубцами, возносящимися в небо, окруженное высокими стенами, оно лежало, точно корабль, выброшенный на береговую полосу города.
Сквозь узкие ворота мы прошли во внутренний двор, где меня ожидал отрок. По многочисленным лестницам он сопроводил меня в помещение, откуда открывался из окна просторный вид на пустыню. Узкая алая лента рассвета сообщала о приближении нового дня. Открылись двустворчатые двери. Вошел старый араб в белых, ниспадающих складками одеждах. Его борода была еще белее, чем его тюрбан. Только глаза черно блестели, словно сырой грифельный камень.
Мой спутник бросился перед ним на колени. Старик посмотрел на меня так, как оценивают товар, который хотят купить.
-Ты франконский врач?
- Я исцеляю глаза, – ответил я.
- Ты знаешь, почему я велел тебя позвать?
- Могу только догадываться. Для чего среди ночи зовут врача? Где тот несчастный больной, который нуждается в моей помощи?
Араб посмотрел на меня так, будто не совсем понял. Его брови недоуменно поднялись. Потом он начал бить себя в грудь, как будто его мучил приступ кашля.
Булькающие звуки вырвались из его бородатой гортани, похожие на козлиное блеянье. В конце он засмеялся так, что по его морщинистым щекам потекли слезы. Потом он воскликнул:
- Аллах, это чудесно! Это чудесно! Вы это слышали: «Где тот несчастный больной, который нуждается в моей помощи?»
Он вытер слезы из глаз и сказал:
- Несчастный больной – это отрок.
- Что у него болит?
- У него пока ничего не болит. Но ты должен это исправить.
- Я не понимаю вас.
- Объясни ему все, – сказал старик человеку, который вошел с ним в комнату.
Тот сказал:
- Вы удивительно хорошо говорите по-арабски. Наверняка вы не первый раз в Александрии.
- Ошибаетесь, в первый, – возразил я. – Арабский я учил в Андалузии.
- Андалузия, – повторил мужчина. – Звучит пренебрежительно, почти презрительно. Там все по-другому. Вам известно, что «хадим» означает безбородый?
- Евнух.
- Верно. Обрезанный. Теперь вам ясно, чего ожидают от вас?
- Вы имеет в виду… я должен… Почему именно я?
- Для этого есть три причины. Во-первых, вы – ловкий хирург. Кто осмелился проводить операцию на глазах, тот хорошо знает, как режут яйца. Во-вторых, вы неверный. Коран запрещает нашим врачам совершать оскопление. В Библии нет подобного запрета. Разве врачи вашего римского халифа не кастрируют маленьких мальчиков ради их чудесного голоса?
Третья и лучшая причина – это деньги, которые мы вам заплатим.
И с этими словами он бросил мне кожаный мешок со звенящими монетами. И когда я заколебался, старик сказал:
- Бери. Это честно заработанные деньги. Ни один христианский медик до сих пор не отказывался.