Здесь люди не только из Шартра. Они спешат из всех близлежащих деревень, они жертвуют все, что имеют, приносят в дар Божьей Матери силу своих мускул. Сюзерены отдали свою арендную плату и оброк. Даже епископ и каноники отказались от церковной десятины. Монастыри обеспечивают пропитанием ораву работающих людей, женщины делают из шерсти одежду и заботятся о больных. Даже хворые и калеки вносят свою лепту в ревностной молитве.
Два монаха провели мимо плачущего человека, чье лицо было обернуто влажным льном.
- Выглядит зловеще. Что с ним произошло? – спросил Бенедикт.
- Едкая известь.
- В оба глаза?
- У него был только один.
- О Боже, как ужасно!
- Дева поможет ему. Разве Иисус не исцелял слепых?
- В любом случае, он увидит сияние Небесного Иерусалима, – сказал монах и перекрестил увечного.
- Эта стройка – поле боя, – сказал Бенедикт.
- Верно, брат. Уже двадцать лет они строят этот собор. Знаешь, сколько человеческих жизней унесено за это время? Больше четырехсот. Четыреста убитых, раздавленных, разбившихся насмерть, а ослепших и покалеченных не сосчитать. Какое жертвоприношение людей! Сравнимо только с ослеплением ветхозаветного Авраама, который готов был принести в жертву Богу своего единственного сына. Ты видишь там наверху деревянный кран на краю башни? Оттуда в день Непорочного зачатия – о mater dolorosa – сорвались два плотника с лесов. Тому, что был помоложе, еще удалось схватиться за водосток. Дергаясь как рыба на леске, он висел над пропастью. Священник прочитал несчастному последнее причастие ех distatus. Все наши молитвы возносились к небу, но ничья мольба не достигла цели. Головой вниз он упал на каменные плиты. А другие ломают ноги. Гробовщик, который выстругает еще и костыли, взял себе шесть подмастерьев. Если так пойдет и дальше, то едва ли хватит людей, чтобы при освящении наполнить огромный неф этой церкви. На днях я слышал, как говорил один кровельщик: «Ад не внизу. Он там, наверху, в небе».
- Разве правнуки Адама не были наказаны смешением языков за то, что захотели построить башню до самого неба? Почему же этот собор возносится так высоко?
«Я спрошу Магистра», – подумал Бенедикт.
Когда спустя два дня его позвали к Магистру, тот поинтересовался:
- Ты был в Шартре, брат Бенедикт. Как идет строительство?
- Как при возведении Вавилонской башни.
- Еще ни разу, – сказал Магистр, – ни разу в Священной Римской империи не возносились в небо столь высокие храмы, как в наши дни.
Пьер де Монтегю остановился возле одной из географической карт, которыми были украшены стены его кабинета. Бенедикт узнал знакомые очертания Франции.
- Большие стройки одна за другой: Ньон, Санлис, Лион, Париж, Пуатье, Суассон, Бурж, Шартр, Руан, Реймс, Ле-Ман, Амьен. Чертежи для Бивио и Страсбурга готовы. И это только самые главные соборы. Однако еще удивительнее количества и размера этих построек их чудесная архитектура. Все до сих пор существующие стили состояли из античных элементов: греческих колонн, римских арок и куполов. Наша архитектура – принципиально новая. Никогда прежде не видано было подобных форм и конструкций. Своды новых огромных помещений несут отнюдь не толстые громоздкие колонны. Союз каменных нервюров, нежных, как былинки, невесомо устремляется в небо. Стены растворяются в окнах, широких, как двери амбара, и выше, чем самые высокие оборонительные башни. Оконные переплеты подобны брабантским кружевам. Их заполняют разноцветные стекла, светящиеся, подобно бабочкам. Масса прежних стен перешла в мощь и силу. И что за силы!
- Почему эти новые здания так высоко возносятся к небесам? – спросил Бенедикт. – Какая польза от того, что неф церкви будет выше пятидесяти или ста локтей? Все равно в такой храм не войдет больше людей.
- Эти постройки – нечто большее, чем помещение для собрания верующих.
- Да, конечно, это храмы Бога, – сказал Бенедикт; – Но действительно ли потребны Богу такие залы?
- Не Богу, а нам необходимы эти новые помещения.
- Нам, христианам?
- Нет, нам, тамплиерам! – перебил его Магистр, и добавил: – Мы полагаем, что это мы создаем наши постройки, а в действительности постройки создают нас С архитектурой дело обстоит так же, как и с религией. Первоначально изобретенная человеком, она преображает всех, кто живет в ней. Это происходит неосознанно, потому что нас в большей степени создает наше окружение, нежели какое-либо доступное пониманию учение. Человеческая личность, то, чем человек является в действительности, формируется в первые три года жизни, и потому мы позднее не можем вспомнить столь важное для нас время.