Плач тоже принадлежит к признакам любви, но только люди отличаются в этом один от другого. Есть среди них обильные слезами, глаза которых льют ливни, и отвечает им их глаз, и слезы к ним являются, когда они захотят; а есть люди, лишенные слез, с застывшими глазами, и я из их числа, и причиною этого было то, что я долго ел ладан из-за сердцебиения, которое случалось у меня в юности. Меня постигает тяжелое бедствие, и я чувствую, как раскалывается и разрывается у меня сердце, и ощущаю я в сердце кусок горше колоквинта[29], который мешает мне как следует выговаривать слова, а иногда я едва не давлюсь своим дыханьем, но глаз совершенно не отвечает мне – только в редких случаях прольет малую толику слез.
Этот отдел заставил меня вспомнить день, когда я и мой товарищ Абу Бекр Мухаммад ибн Исхак прощались с Абу Амиром Мухаммадом ибн Амиром, другом нашим, – да помилует его Аллах! – при отъезде его в путешествие на Восток, после которого мы его не видели. И Абу Бекр начал плакать, прощаясь с ним, и говорить, приводя такой стих поэта:
(Это стих из поминального стихотворения о Язиде иби Омаре ибн Хубейре[30], да помилует его Аллах!) А мы стояли на берегу моря в Малаге[31]. И я стал усиленно сетовать и горевать, но мой глаз не помог мне, и тогда я сказал, отвечая Абу Бекру:
А насчет обычного поведения людей я скажу стихи из поэмы, которую я сложил раньше, чем достиг зрелости. Вот ее начало:
Бывают при любви и злые мысли, и подозрительность к каждому слову со стороны одного из влюбленных, и понимание их не с той стороны, – в этом корень упреков между любящими.
Я, право, знаю людей с наилучшими мыслями, просторнейшей душой, величайшим терпением, наибольшей способностью прощать и с самым широким сердцем, которые ничего не могли снести от любимой, и едва возникало у них малейшее разногласие, как они выражали разнообразные упреки и равносторонние подозрения. Я скажу об этом стихотворение, где есть такие стихи:
И ты видишь, что, когда влюбленный не уверен, что сердце любимой останется к нему расположенным, он начинает очень остерегаться того, чего не остерегался раньше, и старается исправить свои речи и сделать красивыми свои движения и взгляды – в особенности, когда ему на беду послан клеветник и испытан он человеком задорным.
А признаки этого в том, что любящий наблюдает за любимой и запоминает все, что она делает. Он ищет о ней сведений, чтобы его не миновали ни мелкие из них, ни важные, и следит за ее движениями, – и, клянусь жизнью, ты видишь, что тупой становится в этом положении проницательным и беспечный внимательным.
Однажды я был в Альмерии и сидел в лавке Исмаила ибн Юнуса, врача-исраильтянина, – а он был прозорлив в чтении по лицам и хорошо умел это делать. Мы были среди друзей, и Муджахид ибн аль-Хусейн аль-Кайси спросил Исмаила: – Что ты скажешь про этого? – и он указал на человека, удалившегося от нас II сторону, а имя его было Хатим, и прозывался он Абу-ль-Бака. И врач смотрел на него недолгое время, а потом сказал: – Это человек влюбленный. – Ты прав, но почему ты сказал это? – воскликнул Муджахид, и врач молвил: – Только из-за крайнего замешательства, видимого у него на лице, не говоря о прочих его повадках, я понял, что он влюблен, и в этом нет сомнения.
Глава о полюбивших во сне
Всякая любовь неизбежно должна иметь причину, которая была бы основой ее, и я начну с самого отдаленного, что возможно, из ее причин, дабы текла речь по порядку и было всегда вначале легкое и ничтожнейшее. Одна из причин ее – нечто, о чем бы я не упомянул, если бы не видел этого, – так это необычайно.
Однажды я вошел к Абу-с-Сирри, Аммару ибн Зияду, другу нашему, вольноотпущеннику аль-Муайяда, и нашел его задумчивым, озабоченным. Я спросил его, что с ним, и он некоторое время отказывался отвечать, а потом сказал: – Со мною диво, никогда неслыханное! – Что же это? – спросил я, и Абу-с-Сирри молвил: – Я увидел во сне сегодня ночью девушку и проснулся, и пропало из-за нее мое сердце. Я обезумел от нее, и поистине, я в самом тягостном состоянии любви к ней.
29
30
31