— Нет, госпожа, я отказываюсь в это поверить! Я вполне могу допустить, что эта отвратительная интрига могла родиться в головах растленных придворных — особенно евнухов, этих противоестественных существ с искаженным сознанием, необходимых, но чрезвычайно опасных источников зла, наполняющих каждый дворец! Я могу также поверить, что принцессу одолевает смутная тревога и она пребывает в сомнении относительно собственных чувств. Но что касается императора, то мой отец, будучи членом Императорского совета и удостоившись доверия его величества, всегда отзывался о нем как о великом и добром человеке, который, несмотря на свое исключительное положение, в любых испытаниях сохранял благородство и взвешенность суждений, как и подобает Сыну Небес.
И он продолжил уже спокойнее:
— Как бы то ни было, я рад, что вы мне все рассказали, ибо теперь точно знаю, какие цели преследуют заговорщики и почему они не останавливаются перед самыми жестокими убийствами. Но какие бы козни они ни строили, враг окажется бессилен, когда будет доказано, что полковник не похищал ожерелье. Ибо я уверен, что как только восстановится доверие принцессы к Кану, она обратится к императору с прошением об объявлении помолвки.
Он выпутался из мантии и пропихнул ее сквозь прутья решетки.
— Не отчаивайтесь, госпожа! Я приложу все силы, чтобы еще этой ночью отыскать ожерелье. Если они придут за вами ранним утром, постарайтесь оттянуть то, что они собираются сделать с вами. Скажите, что располагаете жизненно важной для них информацией, или сделайте что-то еще, вам лучше знать. Преуспею я или нет, в любом случае буду во дворце завтра утром и сделаю все возможное для вашего спасения.
— Я не о себе беспокоюсь, Ди, — тихо сказала первая фрейлина. — Да хранят вас милосердные Небеса!
Судья встал и пустился в обратный путь.
Глава 17
Как только судья Ди снова оказался под сенью деревьев на углу рва, он стянул сочащиеся влагой сапоги, скинул насквозь мокрые штаны и принялся энергично растирать обнаженное тело сухой половиной черного кушака, которым обернул меч. Обмотав чресла широким кушаком на манер набедренной повязки, он надел длинный черный халат и водрузил на голову черную шапочку. Не зная, что делать со штанами, судья в конце концов запихнул их в кроличью нору. Затем он поднял фонарь и меч.
Облегчение телесное родило и облегчение умственное. Но внезапно он понял, что голова его совершенно пуста. Дала о себе знать реакция на сверхнапряжение последнего часа. Идя по тропинке через лес, он пытался, но никак не мог привести в порядок все то, что только что узнал. Вспоминая слова Мастера Тыквы о том, как важно оставаться пустым, он бросил попытки сосредоточиться и просто вообразил себя кассиром Тай Мином, возвращающимся по этой самой тропинке с ожерельем, которое нужно где-нибудь спрятать.
Продолжая свой путь, судья заметил, что хоть разум его бездействует, зато необычайно обострились чувства. Он остро ощущал все запахи леса, уши его отзывались на каждый звук, доносящийся из темной листвы, а глаза отмечали каждое дупло в стволах деревьев, каждую выемку в замшелых валунах, что попадали в пятно света от фонаря. Он мельком исследовал те места, что могли бы привлечь внимание кассира, но ожерелья нигде не оказалось.
Примерно через час он споткнулся о сук, которым перегородил тропинку. Хорошо, что он пометил место, ведь деревья и кусты везде выглядели одинаково. Он раздвинул ветви и пробился сквозь заросли к берегу. Находясь в лесу, под балдахином ветвей, он не заметил, что в небе появилась луна. Теперь ее мягкое сияние освещало тихие воды бухты. Стоя на уступе скалы, он с недоумением уставился на лодку, пришвартованную под нависающими над водой ветвями искривленной сосны. Мелиссы в лодке не было. Но тут откуда-то сбоку донесся плеск и ее возглас:
— А вы рано возвратились! И двух часов не прошло!
Он повернулся. Мелисса, совершенно обнаженная, стояла по колено в воде, капли воды сверкали на ее великолепном молодом теле. По жилам судьи быстрей побежала кровь: изумительная красота девушки задела его за живое. Она присела в воде на корточки, прикрывая руками груди.
— Вы выглядите просто ужасно! Вам тоже не мешает окунуться!
— Простите, что заставил вас ждать, — пробормотал он и, отвернувшись от нее, сел на уступ. — Вам лучше одеться, сейчас уже далеко за полночь.
Он снял сапоги, сорвал пучок травы, пробивавшейся между камнями, и намочил его в воде.
— Я вовсе не против и подождать, — сказала она, подойдя поближе.