– Отлично! Кто лучше меня коварно соблазнит и нагло обманет?
– Согласен! – засмеялся Вадим. – Тут ты вне конкуренции. Но есть один нюанс. Борюсик крышей поехал.
– То есть?
– Обрел смысл жизни. Чем-то заболел, потом вылечился. И просветлился. Он теперь буддийский христианин. Молится, ходит с пудовым крестом на шее, выступает за высокую нравственность. Ни матюкнуться при нем, ни бабу лапнуть. При этом все должны не жрать мясо, медитировать, никого не убивать.
– Я могу временно никого не убивать.
– У тебя, дорогуша, репутация убийственная. И сплошные трупы мужиков по обочинам. А он набирает – оцени – труппу духовных веганов.
– Где же он их среди киношников найдет? Здесь все друг друга жрут.
– Будут при нем жрать по кустам. Да, еще надо в яхтах что-то понимать.
– Ладно, разыграю ему раскаявшуюся яхтсменку-диетчицу.
– Видишь ли, Борюсик – мужик тертый. Боюсь, не поверит. Скажи быстро: какое твое любимое веганское блюдо?
– Ну… Лист салата.
– Понятно. Как называется на яхте парус, который раздувается впереди?
– Ну… Большой парус.
– Спинакер. Не прошла.
– Да я выучу!
– Даже если выучишь. Посмотри на себя – какая ты вегетарианка-христианка?
– О! – улыбнулась Изольда. – Ты забыл – я не только стерва, но еще и хорошая актриса. Главное, встречу нам устрой.
Через несколько дней она уже звонила Вадиму:
– Я нашла круиз – вообще огонь! Высокой нравственности и диетического питания. Прикинь, одни бабы две недели плавают на яхте по Криту и ничего не жрут. Сдохнуть! Но зато войду в роль.
– Ну ты фартовая баба! – засмеялся Вадим. – Наш Борюсик как раз собрался к себе на Крит. Так что могу вас прямо там свести. И сам подскочу. У меня с ним новый проект. Понравишься ему – и тебе рольку дам.
– Не сомневайся, понравлюсь.
…Когда Изольда в ресторане подошла к их столику, даже Вадим ее сначала не узнал. Махнул рукой – мол, проходите, женщина.
Но она уселась, заглянула продюсеру в глаза и тихо сказала:
– Не верьте слухам, что обо мне ходят. Это все было до.
– До чего? – удивился Борис.
– До моего чудесного спасения. Теперь я глубоко верующий человек. И мне стыдно за то, как я прежде жила.
Полчаса Изольда рассказывала одуревшему Борюсику про свое мистическое исцеление, тайные знаки, прекрасное ощущение голода после сыра тофу, любовь к ближним, которая снисходит на нее на яхте. И переусердствовала. В середине вечера, выпив вина, которое у него, очевидно, превращалось в бокале в воду, размягченный продюсер сказал:
– Не, ну баба ты хорошая. Врут про тебя все. Только мне-то надо, чтобы шпионка могла этого нашего тихоню-изобретателя обольстить. Как ты обольщать-то его будешь?
Вадим выдохнул. В этой части Изольдиного выступления он не сомневался.
Изольда опустила голову. Потом подняла на Костецкого лучистые глаза, в которых уже пробивался желтоватый блядский огонечек, и сказала:
– Борис Семенович! Ради профессии я готова на все.
Сняла с головы ободок, тряхнула рыжими волосами и хрипловато прошептала: «Хотите, я вам сыграю сцену соблазнения? Можно где-нибудь в номере…»
Вадим толкнул ее под столом, но тут Изольда в советчиках не нуждалась.
– Нет, нет. В номере не надо! – испугался продюсер. – Ну давай в холл, что ли, выйдем, там покажешь.
– Я и в машине могу, – скромно потупилась Изольда.
Они вернулись через полчаса. Лицо продюсера было расслабленным и слегка ошалевшим. Изольда лишь чуть раскраснелась.
– Ладно, берем девку, – хохотнул Борис. – Только что-то ты бледная какая-то. Загореть тебе надо!
– Даже не волнуйтесь! – проворковала Изольда. – У меня отлично ложится загар. Абсолютно на все места!
И тут же опустила глазки. Нет ничего более притягательного, чем сочетание шалавистой натуры и монашеского облика.
– Только смотри! – погрозил продюсер тонким пальцем. – Я обмана не потерплю. Чтобы никаких скандалов, никаких позорных историй! Хоть что-нибудь про тебя узнаю – все. Отныне у тебя должна быть незапятнанная репутация!
Есть такие поборники нравственности: пятнать чью-то репутацию позволяют только себе.
– Короче, я читала: все актеры у этого продюсера подписывают контракт, что о них не будет никаких порочащих публикаций, – рассказывала мне Машка. – Потому она так и трясется. А с другой стороны, чего не сваливает? Может, есть у нее тут и другой интерес.
– Я высажу вас вон в той бухте, – показал Димитрос на приближающийся к нам крошечный галечный пляж в окружении нежно-зеленых пиний. – Покупаетесь. Я отойду на яхте, а через два часа за вами вернусь.