– Учти, место примерное. Могу ошибиться. И еще – нужен акваланг. А у меня его нет, – сказал Димитрос, спуская якорь.
– Не засирай мне мозги, сопляк. Я все про тебя знаю. Нырнешь без акваланга. Достанешь цацки. После этого – катитесь.
Даже я понимала, что катится такой отморозок никому не даст.
– Но без пояса с грузилами я точно спуститься не смогу. Он лежит на носу, – возразил Димитрос.
План был такой. Уйти с поясом под воду. Там постараться вытащить свинцовую чушку с ремня. Всплыть с другой стороны. И напасть сзади.
Димитрос достаточно жил на острове и знал: такой, как этот, их не отпустит. Вон в его болтающейся за яхтой моторке стоит канистра. В ней наверняка бензин. Перестреляет всех и яхту подожжет. Только как сделать так, чтобы он не успел выстрелить?
Хлыщ тоже думал. Он понимал, что грузила – это оружие. Вдруг пацан не так сильно привязан к девчонке? Наделает глупостей. А вокруг шныряют яхты. Не разойдешься. Дурацкая вышла затея. Слишком много народа. Был бы мальчишка только с этой девахой – вообще без проблем. Еще и с девахой напоследок можно…
– Я иду за поясом? – переспросил Димитрос.
Над судном повисла пауза, наполненная веселой музычкой с трюхающего вдалеке теплоходика.
«Загнать этих лишних, что ли, в кубрик и там перестрелять? – лихорадочно соображал Хлыщ. – Пусть пацан реально пересрет. Посговорчивее будет».
И кивнул сбившимся в кучку теткам:
– Вы все! Марш в каюту!
…Мне очень не понравился холодный прищур его глаз. Обычно участь ненужных свидетелей печальна.
Машка рассудила так же. Она вдруг шагнула вперед и вкрадчиво сказала:
– Погоди. А если я предложу тебе что-то получше, чем какой-то затонувший корабль? В обмен на наши жизни?
Все, включая мужика, уставились на Машку в недоумении.
– Что ты можешь предложить? – хмыкнул он.
– То, что легко продать, в отличие от старого клада, с которым ты намучаешься. Антикварка – тяжелый товар. Даже если удастся что-то со дна поднять, а это не факт.
Хлыщ про себя с бабенкой согласился. Со старыми цацками может выйти непруха. Тут надо знать надежного барыгу. Самым надежным на острове был Ионидис. А в Афинах для него – темный лес.
– Хорош сиськи мять! Что у тебя есть? – процедил сквозь зубы Хлыщ, дивясь людской тупости.
Как можно не понимать, что теперь он возьмет все? Палец ей щипцами зажмет. Или шейку рукой придавит, чтобы не вздохнуть. И выложит как миленькая без всяких условий. Перед смертью.
Димитрос тоже не понимал, о чем толкует Машка. А главное – зачем. Нет на судне ничего ценного, да и не будет такой торговаться. Но Машка держалась уверенно.
– Расклад такой, – сказала она. – Про это никто не знает. Возьмешь и тихо на своей моторке отчалишь – никто и не узнает. Пока хозяин хватится, ты уже с острова свалишь. Но если оставишь тут гору трупов, тебе не выбраться. Свои же вычислят. Мы обещаем про тебя молчать.
– Прямо как могила? – хмыкнул Хлыщ. Он никогда не забывал наказ учителя.
– Объясняю. Мы тут солидные люди с солидной репутацией. Полиция узнает – затаскает. Пока разберутся! Не отмоешься. Улетим с острова еще вперед тебя. Живые мы тебе выгоднее, чем мертвые. Идет?
– О чем базар? – потерял терпение Хлыщ.
Он отметил, как похоже уговаривают его эти русские тетки.
– Сейчас покажу.
Машка шагнула к трапу в каюту.
– Э! Ты куда?
– Не бойся, у меня там нет пистолета. И мобилу я тебе отдала.
Хлыщ подхватил Алекс и, по-прежнему уставив дуло ей в бок, подошел к трапу понаблюдать, что будет делать Машка.
«Весь план мне испортила, – вздохнул про себя Димитрос. – Теперь он точно всех убьет».
– Подождите одну минуту! – крикнула снизу подруга.
Мы вытянули шеи.
Ожидание
Крит. 1628 год до нашей эры
Анубис скрючился в крошечной норе под корнем дерева. Вдыхал рыжую сухую пыль, отмахивался от кусачих муравьев. И злился.
Раньше, чем стемнеет, отсюда не высунешься. Стражники везде его ищут. А самое главное – куда идти?
Египетский бог удачи от него отвернулся. Не ту жертву он ему принес, вот что. Надо было корову. К людской крови его бог уже привык.
А ведь мог и деньги хорошие взять, и поквитаться.
Анубис свернулся покрепче: колени уперлись в подбородок. И подумал, что именно так он и лежал в утробе матери, когда она уплывала отсюда в Египет. В тесном деревянном сундуке.
Один из гребцов ее пожалел и на корабле спрятал. Выходить днем не велел. Только ночью. Поесть там, нужду справить. А что она беременная, мать не сказала.
Искали ее тогда по всему острову. Хотели жестоко казнить. Так она рассказывала. А сейчас, когда он сам на Крит попал, вдруг засомневался: не приврала ли мамка? Кефтиу ленивые – это да. Все что-то рисуют, поют, танцуют. Но живьем никого не сжигают. Крови боятся. Дикари.