Арья только посмеялась:
– Пиры тем и хороши, что все отдаются самым потаенным желаниям. Же-ла-ни-ям, девочка! Поверь, богам гораздо приятнее смотреть, как горит огонь страсти на пирах, а не как чадят ваши жертвенные светильники! И да, мы опоздаем. Я всегда опаздываю! Кавалеров надо томить, как похлебку. Запомни, глупенькая!
Но Мина наставления Арьи слушала вполуха. Она с трудом сдерживалась, чтобы не побежать. Вдруг Яр увидел, что ее нет, и ушел?
Наконец две юные служанки омыли им ноги в благоухающей розовой воде. И они шагнули во внутренний двор с огромным садом. Головы мужчин немедленно повернулись к Арье. Несколько молодых красавцев тут же устремились к ней, побросав своих дам.
Мина опасливо огляделась. Дом сиял вдали отблесками золота – им были покрыты все двери и часть рисунков на фресках: он сам напоминал дорогой золотой ларец.
В углу на костре поджаривался, окутывая аллеи ароматным дымком, огромный бараний бок. Столы под деревьями были уставлены серебряными тарелками с вяленым мясом, жареными перепелками, свежайшими раковинами с моллюсками, вазами с фруктами, пышными лепешками. Нарядно одетые мужчины и женщины бродили группами по цветущему саду, смеялись, и у каждого в руке была чаша. Вино в огромных амфорах стояло вдоль дорожек и у столов. У каждой амфоры дежурил мальчик-виночерпий с медным ковшом. Первый музыкант царства Галий позаботился, чтобы ни один гость не остался трезвым.
Мина вглядывалась в группы гуляющих. Яра нигде не было.
Хозяин полулежал на скамье во главе самого большого стола. Рядом с ним с одной стороны сидела нарядившаяся по такому случаю в алую юбку Климена, с другой – буйнокудрая, почти голая красавица, исполняющая роль очередной музы.
На сцене под тенью дерева кривлялся и дурачился поэт Пелопс – его всегда выбирали ведущим праздников. Толстенький, коротконогий, он водрузил на кудрявую голову венок из садовых цветов, наверное, олицетворяя Аполлона, и наигрывал что-то задорное на лире. Две его юные спутницы, изображающие нимф, били в систры-погремушки.
– Кончай бренчать, иди пить! – позвал Пелопса кто-то из толпы мужчин, пробующих вино из новой амфоры.
– Тилис, заткнись! Ты и море выпьешь, если это даром! Говорят, из-за жадности ты даже завещание написал на самого себя?
Все вокруг засмеялись.
– Импровизацию давай! – крикнул нетрезвый голос из той же компании.
– О! – бросил терзать лиру Пелопс. – Кто там у нас подал голос? Почтенный Иона? Слышал, ты так гордишься своей новой виллой, что каждый вечер высовываешь рожу в окно и спрашиваешь прохожих, к лицу ли тебе этот дом?
За столами снова раздался хохот.
– Хочешь импровизацию? Наяды, за мной!
Пелопс с шумом плюхнулся со сцены, две его спутницы соскочили следом. Лавируя между гуляющими, они остановились около почетного стола, где сидели приближенные царя. И поэт, уставивишись на одного из Советников, про которого поговаривали, что он берет взятки, затянул противным голоском:
Потом шатнулся к соседнему столу, где сидел начальник дворцовой стражи, известный любитель выпить, и продолжил:
И наконец подошел к кокетничающей с юношами Арье, приобнял ее за талию, прохрипел страстно:
– Такой, как ты, никогда не достоится! – хмыкнула Арья.
Ее спутники засмеялись.
– Детка, ты до сих пор не узнала главную тайну: высокий рост – маленький член. И наоборот, родная, и наоборот! – ласково щелкнул ее по носу Пелопс.
Хотел уже двинуться дальше, но подошедший к Арье Сатур громко сказал:
– Все ты врешь! Это не импровизация! Ты заранее все придумал!
– Видишь ли, сын солнцеликого! Не суди по себе. Это ведь ты, даже чтобы сказать: «Добрый день!», два дня репетируешь.
И Пелопс, ударив по струнам, издевательски затянул:
И Пелопс постучал по лбу Сатура, наигрывая на лире тоненькое «дзинь, дзинь, дзинь».
Стоявшие рядом гости загоготали. Веселая троица победно двинулась дальше.
Мину шутки Пелопса не смешили. Может, потому, что, оглядывая столы, она так и не увидела Яра.