Яр зачем-то кивнул. Потом показал на девчонок с дощечками:
– Может, тебе сделать, как они? Рисовать тех, кто тренируется?
Арья вздохнула:
– Я так не умею. Мне надо, чтобы спортсмен застыл в нужной позе и постоял.
Она задумалась. Посмотрела на капитана с умоляющим выражением глубоких, как ночное море, глаз.
– Может быть… Ты мне поможешь? Всего полчаса. Фигура у тебя даже лучше, чем у Сатура. Да и Мине будет приятнее, если моделью станешь ты, а не мой брат. Я там еще на другой стороне рисую корабль. И у меня никак не выходят реи на мачтах. Не пойму, как они расположены. Ты не подскажешь?
– Где твоя ваза? – улыбнулся Яр.
– У меня на вилле. Я сделала мастерскую в саду. На моей повозке мы быстро туда домчимся. Пожалуйста!
В глубине души Яр чувствовал: она немного играет, кокетничает, когда вот так, как сейчас, касается его плеча рукой. Но она ведь подруга Мины. Что такого, если он поможет Арье сделать Мине подарок? А кокетство – тут уж характер, ничего не поделаешь!
Так он себя успокоил. Потому что боялся признаться: что-то темно-сладостное, опасно-манящее горячей волной разливается по телу, когда он на нее смотрит. И эта темная дикая сила совсем не похожа на радостную солнечную нежность, которую он ощущает рядом с Миной.
Арья подняла на него глаза. И ее охватило ликование: он поедет, поедет!
Обвинение
Сатур вбежал во дворец, перепрыгивая через ступеньку. Но на входе в покои Климены его остановил стражник:
– Верховная жрица велела ее не беспокоить. У нее гости!
– Нет уж! Я ее побеспокою! Сильно побеспокою!
Сатур схватился было за золотую рукоятку ножа, висящего у него на серебряной перевязи. Но опомнился: драться с охраной все же не стоило.
– Сейчас ей доложат. – Стражник подозвал служанку, она вспорхнула вверх по лестнице и почти сразу вернулась с ответом:
– Верховная жрица просит простить, она на террасе принимает друзей, ждет вас через полчаса.
– Она примет меня сейчас! – взревел Сатур. И тут его осенило.
На террасе? С друзьями? Отлично! Зря он, что ли, мальчишкой облазил здесь все потайные ходы? Пусть ее друзья тоже послушают!
Он развернулся, спустился, поблуждал по темному лабиринту хозяйственных помещений и наконец выскочил в маленький дворик: сюда выходила терраса из покоев жрицы.
Климена и ее гости: кто там? Пелопс, Галий, рыжий Феодокр? То, что надо! – сидели на втором этаже и пили что-то из высоких чаш.
– Климена! – крикнул снизу Сатур, и вся компания с изумлением на него уставилась.
– Я все знаю! Это ты убила мою мать! Дала ей тот же яд, которым хотела отравить и меня! Ты за все ответишь!
– Успокойся. Что случилось? – спросила Климена, даже не поднявшись.
– Случилось то, что мастер Тано мне все рассказал! Ты! Ты во всем виновата!
– Поднимайся сюда. Я скажу, чтобы тебя пропустили, – все так же спокойно сказала Климена.
– Чтобы ты подлила мне отравы? Ну уж нет. Я просто хочу, чтобы ты знала: Тано сидел напротив моей матери. И все видел! Ее отравили!
– Как ты смеешь! Замолчи! – крикнул Галий.
– Мы не позволим оскорблять жрицу! – поднялся отец Мины.
– Эй, кабанчик! Прекрати визжать! – привстал толстый Пелопс.
– Сядьте! – приказала им Климена. И обратилась к Сатуру: – Я не убивала твою мать. И вообще никого не убивала. Что именно видел Тано?
– У нее была желтая пена! Вот что!
– Это может быть очень важно. Давай все вместе встретимся…
– Мы с тобой встретимся на совете! – в ярости выкрикнул Сатур. И, услышав топот стражи, нырнул обратно в узкий коридорчик.
Вот теперь они все тут побегают!
Но чем дальше он отходил от покоев Климены, тем все меньше был собой доволен. Ярость утихла, как собака, заползшая в будку. Пожалуй, Зеро не понравится, что он устроил такой скандал, не посоветовавшись с ним.
Сатур вышел на центральную площадь. С шумом выдохнул спертый коридорный воздух.
Да в конце концов! Он сын царя и наследник! Может, через несколько недель станет хозяином всего царства. Чего бояться какого-то советника!
Сатур завернул в ближайшую таверну и скомандовал удивленному хозяину:
– Что там у тебя самое крепкое? Наливай! Мне есть что отметить!
С этого дня он больше не сын обжорки.
Жертва Персефоне
Мина стояла на вершине горы Юкта и бросала в огонь фигурки овцы, кабана и серны. Она сама вылепила их сегодня. Прошептала молитву покровительнице влюбленных Персефоне. И поймала себя на том, что думает совсем не о богине.