– Почему и каким образом? – выпрямляясь, вскричал маршал.
– Потому что физически невозможно, чтобы вы, ваша светлость, пообедали раньше.
– Вы, если не ошибаюсь, служите у меня уже двадцать лет? – спросил маршал с гримасой на своем еще живом и моложавом лице.
– Двадцать один год, один месяц и две недели, ваша светлость.
– Так вот, к этим двадцати одному году, одному месяцу и двум неделям не прибавится ни одного дня и ни одного часа! Слышите? – кусая тонкие губы и хмуря подкрашенные брови, произнес старик, – с сегодняшнего вечера ищите себе другого господина! Я никогда не слышал, чтобы в моем доме произносилось слово «невозможно». И не в моем возрасте привыкать к этому слову. У меня нет для этого времени.
Метрдотель поклонился в третий раз.
– Сегодня вечером я уйду от вашей светлости, – сказал он, – но до последней минуты я буду служить вам, как подобает.
И он, пятясь, сделал два шага к двери.
– Что значит «как подобает»? – вскричал маршал. – Имейте в виду, что в моем доме все должно быть так, как подобает мне, – вот как подобает. Я хочу пообедать в четыре часа, и коль скоро я желаю обедать в четыре, то мне не подобает обедать в пять.
– Господин маршал! – сухо отвечал метрдотель. – Я служил экономом у принца де Субиза и управляющим у принца-кардинала Луи де Роана. У первого из них его величество король Французский обедал раз в год; у второго его величество император Австрийский обедал раз в месяц У господина де Субиза король Людовик Пятнадцатый напрасно называл себя бароном де Гонесом – король есть король. У второго из них, то есть у господина де Роана император Иосиф напрасно называл себя графом Пакенштейном – император есть император. Сегодня господин маршал принимает гостя, который напрасно называет себя графом Гаагским, – граф Гаагский все равно остается королем Шведским. И либо сегодня вече ром я покину дворец господина маршала, либо графа Гаагского примут как короля.
– Но ведь это-то я и запрещаю вам, господин упрямец! Граф Гаагский желает соблюсти самое строгое, самое точное инкогнито. Черт возьми! Мне хорошо знакомо ваше глупое тщеславие, повелители салфеток! Не корону вы чтите, а прославляете самих себя за наши денежки!
– Я не думаю, что ваша светлость серьезно говорит со мной о деньгах, – кисло заметил метрдотель.
– Да нет же, нет, – почти смиренно ответил маршал. – Деньги! Кой черт говорит вам о деньгах? Не увиливайте, прошу вас. Повторяю: я не желаю слышать здесь никаких разговоров о короле!
– Да за кого вы меня принимаете, господин маршал? За последнего дурака? Никто и слова не скажет о короле!
– В таком случае, не упрямьтесь и подайте обед в четыре.
– Не могу, господин маршал, ибо в четыре я еще не получу того, что мне должны привезти.
– Чего же вы ждете? Какой-нибудь рыбы, как господин Ватель?
– Ах, господин Ватель, господин Ватель! – вздохнул метрдотель.
– Вас огорчает сравнение с господином Вателем?
– Нет. Злосчастный удар шпагой, который нанес себе господин Ватель, обессмертил его3!
– Ах, вот как! Вы полагаете, что ваш собрат слишком дешево заплатил за свою славу?
– Нет, ваша светлость, но сколько других наших коллег страдает и пожинает скорбь или унижения, в сто раз более жестокие, нежели удар шпагой, и, однако, не становятся бессмертными!
– А разве вы не знаете, что для того, чтобы стать бессмертным, надо либо стать академиком4, либо умереть?
– В таком случае, ваша светлость, лучше жить и состоять у вас на службе. Я не умру и буду служить вам так же, как служил бы Ватель, если бы его высочество принц Конде имел терпение подождать полчаса.
– О, да вы обещаете мне чудеса! Вы фокусник!
– Нет, ваша светлость, никаких чудес я не обещаю.
– Но чего же вы ждете?
– Вашей светлости угодно, чтобы я это сказал?
– Ну да, да, я любопытен.
– Так вот, ваша светлость: я жду бутылку вина.
– Бутылку вина? Объяснитесь, это становится интересно.
– Вот о чем идет речь, ваша светлость: его величество король Шведский, то есть, простите, его сиятельство граф Гаагский пьет только токайское.
– Ну и что же? Неужели я так обеднел, что в моих погребах не найдется бутылки токайского? В таком случае надо будет выгнать моего эконома.
– Нет, нет, ваша светлость: у вас есть еще бутылок шестьдесят.
– Так по-вашему граф Гаагский выпьет за обедом шестьдесят одну бутылку?
– Терпение, ваша светлость: когда граф Гаагский впервые приехал во Францию, он был всего-навсего наследным принцем; в ту пору он обедал у ныне покойного короля, который получил двенадцать бутылок токайского от его величества императора Австрийского. Вам известно, что молодое токайское приберегается для императорских погребов и что даже государи не пьют молодое вино, прежде чем его величество император не соизволит прислать им его?
– Известно.
– Так вот, ваша светлость: из этих двенадцати бутылок вина, которое наследный принц отведал и которое нашел восхитительным, ныне осталось всего две.
– Ах, вот как!
– Одна из них еще обретается в погребах короля Людовика Шестнадцатого.
– А вторая?
– Ах, ваша светлость, – отвечал метрдотель с торжествующей улыбкой: он чувствовал, что после долгой борьбы, которую он выдержал, приближается час его победы, – вторую-то бутылку украли!
– Кто же ее украл?
– Один из моих друзей, эконом покойного короля, который был многим мне обязан.
– А-а! И он отдал ее вам!
– Ну, конечно, ваша светлость! – с гордостью заявил метрдотель.
– И что же вы с ней сделали?
– Я бережно отвез ее в погреб моего хозяина, ваша светлость.
– Вашего хозяина? А кто в ту пору был вашим хозяином, сударь?
– Его светлость принц-кардинал Луи де Роан.
– Ах, Бог Ты мой! В Страсбурге?
– В Саверне.
– И вы послали туда за этой бутылкой для меня! – вскричал старый маршал.
– Для вас, ваша светлость, – сказал метрдотель тем же тоном, каким сказал бы: «Неблагодарный!»
Герцог де Ришелье схватил старого слугу за руку с криком:
– Прошу прощения, вы – король метрдотелей!
– А вы хотели прогнать меня! – ответил тот, сделав непередаваемое движение головой и плечами.
– Я заплачу вам за эту бутылку сто пистолей!
– И еще в сто пистолей обойдутся господину маршалу дорожные расходы, что составит двести пистолей. Но его светлость подтвердит, что это даром.
– Я подтвержу все, что вам будет угодно, а пока что с сегодняшнего дня я удваиваю ваше жалованье.
– Дело вовсе того не стоит, ваша светлость: я только исполнил свой долг.
– А когда появится ваш гонец стоимостью в сто пистолей?
– Судите сами, ваша светлость, тратил ли я время даром: когда вы, ваша светлость, дали распоряжение насчет обеда?
– По-моему, три дня назад.
– Для гонца, который гонит во весь опор, нужны двадцать четыре часа, чтобы доехать, и двадцать четыре часа, чтобы вернуться.
– Вам оставалось еще двадцать четыре часа. Как же вы употребили эти двадцать четыре часа, король метрдотелей?
– Увы, ваша светлость, я их потерял. Мысль о вине пришла мне в голову только на другой день после того, как вы вручили мне список гостей. А теперь рассчитаем время, которого требует дело, и вы, ваша светлость, увидите, что, попросив у вас отсрочки всего лишь до пяти часов, я только попросил насущно необходимое время.
– Как? Бутылка еще не здесь?
– Нет, ваша светлость.
– Боже мой! А что если ваш савернский собрат так же предан его светлости принцу де Роану, как вы преданы мне?
– Что же из этого, ваша светлость?
– Что, если он откажет вам в бутылке, как отказали бы вы сами?
– Я, ваша светлость?
– Ну да! Я полагаю, что вы не отдали бы такую бутылку, будь она в моем погребе?
3.
Ватель, метрдотель принца Конде, закололся, видя, что к столу принца запаздывает рыбное блюдо.