– Так вот: господин де Лаперуз, как он и сообщил вам, уезжает с целью совершить кругосветное плавание и продолжить путь Кука, несчастного Кука! Вы знаете, что его убили на Сандвичевых островах. Все предсказывает этому путешествию удачу и успех. Господин де Лаперуз – отличный моряк; к тому же король Людовик Шестнадцатый весьма искусно начертил его маршрут.
– Я думаю, что и команда у него хорошая! – заметил Ришелье.
– Да, – отозвался Калиостро, – а офицер, который командует вторым судном, – выдающийся моряк. Я его вижу – он еще молод, он любит рисковать, и, к несчастью, он храбр.
– Как – к несчастью?
– Да! Я ищу этого друга Лаперуза через год, но больше его не вижу, – продолжал Калиостро, с тревогой разглядывая стакан. – Среди вас нет родственников или близких людей господина де Лангля?
– Нет.
– Так вот: смерть начнет с него. Я его больше не вижу.
Испуганный шепот вылетел из уст присутствующих.
– Ну, а он?.. Он?.. Лаперуз? – произнесли чьи-то прерывистые голоса.
– Он плывет, он пристает к берегу, он высаживается на берег. Год, два года счастливого плавания. Мы получаем от него известия. А потом…
– А потом?
– Океан огромен, небо пасмурно. Тут и там возникают неисследованные земли, тут и там появляются лица, отвратительные, как чудовища греческого архипелага. Они подстерегают корабль, который несется в тумане среди рифов, увлекаемый течением. Но вот разражается буря, более милосердная, чем берег, потом загораются зловещие огни. О Лаперуз, Лаперуз! Если бы ты мог услышать меня, я сказал бы тебе: «Подобно Христофору Колумбу, ты отплываешь, чтобы открывать новые земли. Лаперуз! Не доверяй незнакомым островам!»10.
Он умолк.
Ледяная дрожь пробежала по телу присутствующих, когда звучали последние слова Калиостро.
– Но почему же вы не предупредили его? – вскричал граф Гаагский: как и все остальные, он подпал под влияние этого необыкновенного человека, волновавшего сердца по своей прихоти.
– Увы! – отвечал Калиостро. – Всякое предостережение бесполезно: человек, который предвидит судьбу, не может судьбу изменить. Господин де Лаперуз посмеялся бы, если бы он услышал мои слова, как смеялся сын Приама11, когда пророчествовала Кассандра… Но позвольте, ведь и вы смеетесь, граф Гаагский, и заражаете своим смехом остальных. О, не спорьте со мной, господин де Фавра: мне никогда еще не доводилось встречать легковерных слушателей.
– Как бы то ни было, – сказал граф Гаагский, – но если бы мне случилось услышать от такого человека, как вы: «Берегитесь такого-то человека или такого-то события», – я внял бы этому предостережению и поблагодарил советчика.
Калиостро мягко покачал головой, сопровождая это движение грустной улыбкой.
– В самом деле, господин Калиостро, – продолжал граф, – я буду вам признателен, если вы меня предостережете.
– В таком случае, прикажите мне, – сказал Калиостро. – Без приказа я не сделаю ничего.
– Что вы хотите этим снизать?
– Пусть ваше величество повелит мне, – тихо сказал Калиостро, – и я повинуюсь.
– Повелеваю вам открыть мне мою судьбу, господин Калиостро, – с величавой учтивостью произнес король.
Как только граф Гаагский разрешил обходиться с ним как с королем, де Ришелье встал, подошел к монарху, смиренно поклонился ему и сказал:
– Благодарю за честь, которую вы, государь, король Шведский, оказали моему дому. Пусть ваше величество соблаговолит занять почетное место. С этой минуты оно не может принадлежать никому, кроме вас.
– Нет, нет, останемся все на своих местах, господин маршал, и не упустим ни одного слова, которое скажет мне граф Калиостро.
Калиостро устремил глаза на стакан; вода, словно повинуясь магии его взгляда, заколыхалась, выполняя его волю.
– Государь! Скажите, что вам угодно знать, – произнес Калиостро, – я готов вам ответить.
– Скажите, какой смертью я умру.
– Вы умрете от пистолетной пули, государь. Лицо Густава прояснилось.
– Ах, вот как! Я умру в бою, смертью воина. Спасибо, господин Калиостро!
– Нет, государь!
– Но тогда где же это произойдет?
– На балу, государь12.
Король погрузился в задумчивость.
Калиостро поднялся было с места, но снова сел, уронил голову и закрыл лицо руками.
Побледнели все, окружавшие и того, кто произнес это пророчество, и того, к кому оно относилось.
Господин де Кондорсе подошел к тому месту, где стоял стакан воды, в котором прорицатель прочитал зловещее предсказание, взял его за донышко, поднес к глазам и принялся внимательно разглядывать сверкающие грани стакана и его таинственное содержимое.
– Ну что ж! – сказал он. – Я тоже попрошу нашего прославленного пророка задать вопрос своему магическому зеркалу. Но, к сожалению, – продолжал он, – я не могущественный вельможа, я не повелитель, и моя безвестная жизнь не принадлежит миллионам людей.
– Что ж, маркиз, – глухим голосом сказал Калиостро, опуская веки на остановившиеся глаза, – вы умрете от яда, который носите в перстне – том самом, что у вас на пальце. Вы умрете…
– Ну, а если я сниму его? – перебил Кондорсе.
– Снимите!
– Бесполезно говорить об этом, – спокойно сказал Калиостро, – господин де Кондорсе никогда не снимет его.
– Да, – сказал маркиз, – это правда, я не сниму его, и не для того, чтобы помочь судьбе, но потому что Кабанис изготовил для меня единственный в мире яд, который представляет собой твердую субстанцию, получившуюся волею случая, а такой случай, возможно, никогда не повторится; вот почему я никогда не расстанусь с этим ядом. Торжествуйте, если хотите, господин Калиостро.
– Я не хотел причинить вам боль, – холодно отвечал Калиостро.
Он сделал знак, говоривший, что желает на этом кончить, по крайней мере – с господином де Кондорсе.
– Сударь! – заговорил маркиз де Фавра, – Не соблаговолите ли вы предсказать и мне какую-нибудь блаженную кончину в том же роде?
– О, господин маркиз! – отвечал Калиостро, начиная раздражаться от этой иронии. – Вы напрасно завидовали бы этим господам, ибо – слово дворянина! – вас ожидает нечто лучшее.
– Лучшее? – со смехом воскликнул г-н де Фавра. – Берегитесь: вам будет трудно изобрести что-нибудь получше, чем море, огонь и яд!
– Остается еще веревка, господин маркиз, – любезно заметил Калиостро.
– Веревка? Ого! Да что вы говорите?
– Я говорю, что вас повесят, – отвечал Калиостро, войдя в пророческий раж и уже не владея собою.
– Но во Франции дворянам отрубают голову!
– Вы уладите это дело с палачом, сударь, – сказал Калиостро, уничтожая собеседника этим грубым ответом.
С минуту присутствующие пребывали в нерешительности.
– А знаете, я весь дрожу! – заявил г-н де Лоне. – Мои предшественники выбрали столь печальный жребий, что если и я опущу руку в тот же мешочек, то мне это не сулит ничего доброго. И, обращаясь к Калиостро, прибавил:
– Что ж, сударь, теперь моя очередь – преподнесите мне мой гороскоп, умоляю вас!
– Ничего нет легче, – отвечал Калиостро:
– удар топора по шее – и этим все сказано.
В зале раздался крик ужаса. Де Ришелье и Таверне умоляли Калиостро остановиться, но женское любопытство одержало верх.
– Послушать вас, граф, – обратилась к нему графиня Дю Барри, – право весь мир умрет насильственной смертью. Как? Нас тут восемь человек, и из восьми вы уже приговорили к смерти пятерых! Но увы! Я всего-навсего женщина. Женщина умрет в своей постели – не так ли, господин Калиостро?
– Позвольте, – сказал Калиостро, – вы спрашиваете меня или нет?
Графиня сделала над собой усилие и, почерпнув мужество в улыбке присутствующих, воскликнула:
– Что ж, рискну! Скажите: как кончит Жанна де Вобернье, графиня Дю Барри?
– На эшафоте, графиня, – отвечал мрачный пророк.
10.
Экспедиция Лаперуза пропала без вести; в 1826, 1828 и 1964 гг, ее следы были найдены на о. Ваникоро.
11.
Сын Приама – Гекчор, один из героев Троянской войны, погибший в единоборстве с Ахиллом.