— Успокойтесь, князь! Я лишь хочу узнать, не менял ли ваш друг что-либо в завещании, скажем, за последние полгода.
Через некоторое время Альдо с огромным облегчением вошел в дом на улице Альфреда де Виньи и окунулся в его особую атмосферу, которую создали и умело поддерживали тетушка Амели, Мари-Анжелин и их старые слуги. Всем управляли Сиприен, великолепный дворецкий, и несравненная Евлалия, кухарка, женщина обидчивая и даже желчная. Секундное опоздание при дегустации ее суфле выводило Евлалию из себя. Это был настоящий домашний очаг, как и венецианский дворец Альдо, при необходимости служивший временным генеральным штабом благодаря бесчисленным связям маркизы и талантам мадемуазель дю План-Крепен, сколь многочисленным, столь и изменчивым. Она действительно была потомком крестоносцев и поклонницей творений сэра Артура Конан Дойла и его неповторимого героя — Шерлока Холмса. Видаль-Пеликорн жил на улице Жоффруа, на противоположной стороне парка Монсо, и часто по-соседски заходил к маркизе де Соммьер.
Хозяйка дома и ее компаньонка — как всегда во второй половине дня — сидели в зимнем саду среди цветущих растений. Их окружали большие витражи, изображающие процесс сбора чая, тростниковые рощи и нескольких гейш, чьи прически напоминали большие клубки шерсти с воткнутыми в них разноцветными вязальными спицами. Старая дама занимала некое подобие трона из ротанга, чья высокая спинка в форме веера окружала ее фигуру очаровательным белым ореолом. Именно в зимнем саду маркиза диктовала письма и принимала близких знакомых. После пяти часов вечера она приказывала подать ей один или два бокала шампанского, заменяя им «файв-о-клок» или пятичасовой чай, который ввели в моду англичане. Мадам де Соммьер называла его «отвратительным отваром».
Тетушка Амели находилась в некоторой задумчивости, когда к ней присоединились Альдо и Адальбер. Сидевшая за маленьким столиком Мари-Анжелин раскладывала пасьянс. Дамы одновременно подняли головы.
— Ну что? — хором спросили они.
— Это именно похищение! — удрученно вздохнул Морозини, опускаясь в кресло. — Консьерж с улицы Пуатье видел, как какие-то мужчины остановили машину Жиля, угрожая оружием сели в нее и уехали, предварительно обезвредив водителя и беднягу Вобрена.
— Господь всемогущий! — воскликнула Мари-Анжелин, бросая карты. Это похоже на дело Кутепова и дело Миллера![26]
— Вам следовало бы встретиться с инспектором Лекоком, правой рукой комиссара Ланглуа, — пробурчал Альдо. — Ему в голову пришло это же сравнение, — добавил он, отказываясь от предложенного ему бокала шампанского. — Я бы лучше выпил крепкого кофе или горячего шоколада: я просто заледенел!
— Выполняйте, План-Крепен! — приказала маркиза. — А вы, Адальбер?
— Я замерз не меньше и выбираю шоколад! Ладно, заказ сделан, вернемся к нашей истории. Я вот о чем подумал: не прошла ли новая семья Вобрена школу у Страны Советов!
— Что ты скажешь, Альдо? Ты согласен с тем, что эти аристократичные, хотя и нелюбезные люди могут быть замешаны в похищении? Мне верится с трудом. Я больше склоняюсь к мысли о мести соперника! Юная Изабелла слишком соблазнительна, чтобы за ней по пятам не следовала бы когорта влюбленных мужчин. Впрочем, хватило бы и одного! Каково это видеть, что тебе предпочли почти пятидесятилетнего, начинающего блекнуть, но богатого мужчину! И к тому же еще и порядочного! — добавила маркиза, заметив, что ее племянник нахмурился.
— Возможно, — признал он. — И даже вполне вероятно, но в таком случае, для чего было ждать заключения гражданского брака?
— Потому что можно быть безумно влюбленным и при этом сидеть без гроша. Ты же сам знаешь, как набожны мексиканцы. После венчания надеяться будет уже не на что. Если только не совершить преступление и не сделать госпожу Вобрен юной вдовой.
— Надеюсь, что она ею пока не стала, — вздохнул Альдо, которому никак не удавалось справиться с тревогой, овладевшей им с той минуты, когда Лекок объявил о похищении.
Ему казалось, что вокруг сгустилась атмосфера надвигающегося несчастья, сквозь которую он никак не может пробраться. Мари-Анжелин, успевшая сходить на кухню и вернуться с чашками горячего шоколада, заметила:
— Не драматизируйте, Альдо! Я отказываюсь верить в то, что ситуация настолько плачевна. Достаточно посмотреть на факты трезвым взглядом.
— А как видите их вы, План-Крепен? — Мадам де Соммьер не смогла удержаться от иронии.
— Я думаю, что, выдвигая гипотезу об отчаявшемся влюбленном — или, может быть, о слишком хитром, — мы недалеки от истины, — она одобрительно улыбнулась той, к кому она никогда не обращалась иначе, как во множественном числе, принятом для особ королевской крови. — Мне ситуация представляется следующей: бедный, но безумно влюбленный молодой человек пришел в отчаяние от этого брака, который, без сомнения, был навязан Изабелле не слишком обеспеченной семьей. Они могут быть куда беднее, чем мы думаем…
— Почему «без сомнения»? — задал вопрос Адальбер.
— Достаточно было взглянуть на девушку сегодня утром в церкви. Никто не мог сказать, что она светится от счастья. Изабелла как будто отсутствовала. Если бы она пришла на рынок, она и то радовалась бы больше! Я не присутствовала в мэрии при заключении гражданского брака, но там был Альдо. Скажите нам, какое выражение лица было у нее?
— Такое же, как сегодня утром. Она упорно не поднимала глаз, пока длилась эта, с позволения сказать, церемония…
— Я в этом не сомневалась! Постарайтесь забыть о том, что Жиль Вобрен ваш друг, и трезво оцените факты. У него есть стать, он не урод, любезен, образован, элегантен… Достоинств много, но ему скоро пятьдесят! Оставив за скобками его состояние, нужно признать, что Жиль — не юный эфеб[27] и не очаровательный принц, о котором может мечтать такая юная девушка…
Адальбер не удержался от смеха и подмигнул своему другу:
— Как это приятно слышать!
— Не пытайтесь сбить меня! В любви каждый случай неповторим, и один мужчина не похож на другого! Так о чем я говорила?
— Все о том же! — буркнула маркиза де Соммьер. -О большой любви, о вынужденном браке! Кстати, я уже спрашиваю себя, не читаете ли вы тайком сказки или дамские романы? Так продолжайте же!
— Одно вытекает из другого. Чтобы одарить свою возлюбленную состоянием, которого лишилась ее семья, никто не мешает заключению гражданского брака, но до венчания дело не доходит. Жениха похищают.
— И где же его прячут? — прозвучал вопрос Альдо.
— Гипотез много. Его могли посадить на корабль и отправить в далекое путешествие, как Кутепова… Увезти в богом забытый уголок какой-нибудь далекой провинции…
— У нас нет далеких провинций! — запротестовала маркиза. — И Средние века давно миновали. Так что забудьте о старых добрых подземных тюрьмах и «каменных мешках»!
— А по-моему, они существуют до сих пор! Есть еще и дома для умалишенных…
Альдо в раздражении встал и прошелся по зимнему саду.
— …куда несчастный Вобрен попал благодаря бессовестному психиатру, подкупленному мальчишкой без гроша в кармане? — закончил он фразу за Мари-Анжелин. — Вы всегда рассуждали более логично. Хотите вы этого или нет, но мы не можем отказываться от предположения о смерти Жиля. Разумеется, в отсутствие супруга Изабелла может пользоваться его состоянием. Но чтобы красавица унаследовала его, Жиль должен умереть, и полиция обязана обнаружить тело. Иначе никакого наследства! Полагаю, вы согласны со мной, что в поведении этих людей, пожелавших столь поспешно занять особняк Вобрена, нет ничего нормального?
— И тем не менее их поведение все-таки можно счесть таковым.
— Вы находите?
— Конечно! Если учесть, что они небогаты. В современной Мексике, где одна революция сменяет другую, трудно сохранить большое состояние. Многие семьи разорились. А «Ритц» — отель дорогой. Кроме того, — Мари-Анжелин подняла руку, останавливая возражения, готовые сорваться с губ Альдо, — любая гостиница с самым сдержанным на язык персоналом, даже закрытая для журналистов, все равно остается общественным местом. Не о таком уголке мечтает юная девушка, о предстоящей свадьбе которой раструбили по всему городу, и которую жених бросил у алтаря на глазах у светской публики! В особняке господина Вобрена ее намного легче защитить от ненужных расспросов.