На следующий день после обеда служба доставки привезла на адрес маркизы де Соммьер запечатанный сургучом пакет. В нем оказалась пудреница из слоновой кости с миниатюрой Изабэ и визитная карточка, подписанная доньей Луизой де Варгас. Вдова благодарила маркизу за подарок и просила принять его обратно. Так как он предназначался для счастливых супругов, они не считают себя вправе обладать им. В течение дня в дом маркизы звонили друзья: леди Мендл, супруги Мальдан и Вернуа — и сообщали, что им также вернули их свадебные подарки. Адальбер пришел на ужин и принес свой собственный подарок — китайскую вазу XVIII века, приобретенную им у конкурента Вобрена. Он ее преподнес покрасневшей от радости Мари-Анжелин.
— Ну зачем это? И почему мне?— Она не подходит мне по стилю, — ответил археолог. — Только древнеегипетские канопы[45] имеют право находиться в моем доме. А этой вазе лучше будет у вас. И потом, вы заслуживаете того, чтобы вам делали подарки. Вы нам столько раз помогали…
Смутив старую деву, он расцеловал ее в обе щеки и повернулся к Альдо:
— А ты на особом положении, верно? Или тебе вернули твои картины?
— Ты же видишь, что нет. Ромуальд сообщил, что их вывезли из особняка. Едва ли это сделано ради того, чтобы вернуть их мне…
— И все-таки это странно!
— Нет так уж и странно, — сказала Мари-Анжелин, прижимая драгоценную вазу к сердцу и намереваясь отнести ее в свою спальню, — если исходить из того, что метят именно в вас, используя вашу дружбу с Вобреном.
— В меня?
— Именно! Вы отлично разбираетесь в драгоценностях. Ведь это вы смогли восстановить пектораль Первосвященника[46]. Если бы не было этого ожерелья, о котором доподлинно неизвестно, зло оно несет или добро, я бы списала все это на простое мошенничество. Люди решили завладеть состоянием прекрасно обеспеченного простофили, наивного, находящегося в вечном поиске абсолютной любви. Но есть изумруды, и вы, как будто случайно, оказываетесь свидетелем исчезнувшего жениха!
— Не забывайте, что Жиль исчез вместе с ожерельем! Вобрен пропал, и я ему не нужен.
— А если это был не тот Вобрен? Прозвучавшая фраза камнем упала в наступившую тишину. Первой ее нарушила тетушка Амели:
— Не живет ли в этой прелестной вазе джинн, как и лампе Аладдина? Не он ли подсказывает вам такие странные идеи?
— Возможно, Мари-Анжелин права, — прокомментировал Адальбер. — А ты что скажешь?
Альдо неторопливо закурил сигарету, глубоко натянулся и только потом ответил:
— Что возможно все, если на карту поставлены драгоценные камни исключительной ценности. Тебе это известно не хуже, чем мне. Но как выцарапать истину из этих непробиваемых мексиканцев?
И очень скоро он ее узнал…
Один день прошел без новостей и событий. На следующий вечер обитатели особняка на улице Альфреда де Виньи уже заканчивали обед и лакомились шоколадным суфле, которое особенно удалось Евлалии. Кухарка сочла полезным включить его в меню, чтобы немного поднять настроение «своей» семье, которая в этом очень нуждалась. И ей это удалось. Суфле было настолько восхитительным, что маркиза решила нарушить привычный порядок и выпить кофе за столом.
Едва Сиприен внес поднос с чашками, как у входной двери раздался звонок. Тетушка Амели подняла бровь:
— Ты кого-то ждешь? — спросила она Альдо.
— Я бы вас предупредил. И это не Адальбер. Он сейчас заканчивает свое выступление в Академии древних письменностей и литературы. Кстати, он бы предпочел остаться с нами.
Спустя минуту старый дворецкий маркизы принес на маленьком серебряном подносе письмо.
— Его только что передали, — сказал он, подавая письмо Морозини, — и ждут ответа…
На белом конверте не было никаких надписей, а внутри оказался листок с напечатанным на машинке текстом. Внизу стояла подпись, напоминающая неразборчивый иероглиф. Текст оказался коротким:
«Машина ждет вас на другой стороне улицы. Если вы хотите увидеть вашего друга Вобрена живым, садитесь в нее. Шофер отвезет вас. Если вы известите полицию, последствия будут плачевными. Вам нечего опасаться…»
Альдо, словно пружина, вскочил из-за стола:
— Скажите, что я сейчас спущусь! — он протянул записку тетушке Амели. План-Крепен подошла к маркизе и принялась читать через ее плечо.
— Вы поедете? — встревожилась она. — Как? Один?
— А вы видите другой выход? Разумеется, я поеду! Наконец-то найден хотя бы кончик путеводной нити! Достаточно уже бегать по кругу!
Выйдя из дома, Альдо увидел стоявший у противоположного тротуара внушительный черный автомобиль. Из-за низкого напряжения в фонарях в лот вечер улица была плохо освещена. Рядом с задней дверцей стоял мужчина в ливрее шофера. Он открыл ее, и, когда Альдо сел в машину, быстро закрыл ее за своим пассажиром. На ключ! Все произошло так быстро, что Альдо не успел толком рассмотреть этого человека. Он был коренастым, плотного сложения, верхнюю часть его лица скрывал плоский лакированный козырек фуражки, а нижняя пряталась в шарфе, совершенно не подходящем для шофера. Альдо не стал тратить времени на расспросы. Он знал, что ответа не получит.
В машине со спущенными шторками на окнах было темно. Перегородка — как в такси — отделяла водителя от пассажиров. Стекло, к тому же, замазали. Князь не должен был видеть, куда его везут.
Он и не пытался это выяснить. Странно, но Морозини не испытывал тревоги. Он понимал, что его не хотели похитить. Письмо было составлено таким образом, что Альдо догадался: ему намерены предложить сделку. Оставалось только узнать: какую именно. В действительности он испытал облегчение, получив это странное приглашение. Оно означало, что Вобрен жив. Морозини уже начал в игом сомневаться. Его поразила та жестокость, с которой похитители обошлись с несчастным водителем сгоревшей машины. А ведь он всего лишь должен был отвезти человека в церковь, где тому предстояло венчаться с любимой невестой! Жиль, несомненно, в опасности. И условия сделки будут очень жесткими, учитывая тот риск, которому подвергают себя похитители. Но если будет хотя бы один шанс на миллион спасти Жиля, то Морозини его не упустит…
Альдо слишком хорошо знал Париж и особенно этот квартал — от площади Звезды до парка Монсо, — чтобы догадаться о маршруте поездки. Элегантные шелковые занавески на стеклах казались ему почти умилительными. Между ними на стыках оставались узкие полоски, и через них князь мог разглядеть уличные фонари. Когда они исчезли, он понял, что машина въехала в Булонский лес, скорее всего через ворота Дофина. Оставалось понять, куда они поедут дальше.
Но через несколько минут автомобиль, совершив три или четыре поворота, съехал на грунтовую дорогу — возможно, это была аллея для всадников? -и остановился. Дверца распахнулась, и шофер, решивший на всякий случай вооружиться пистолетом, сделал знак своему пассажиру, приказывая выйти… Их окружал лес, но было не слишком темно. Особенно для Альдо, который видел в темноте не хуже кошки. Над просекой, по которой проехал автомобиль, небо было светлым. Потеплело еще накануне, и к запаху прелой листвы примешивался очень легкий нежный аромат едва пробуждающейся молодой травы.
Пройдя несколько шагов, они подошли к человеку, который, казалось, поджидал их, а затем свернули и достигли поляны, образовавшейся на месте недавней вырубки. Там их ждали еще три человека: один сидел на бревне, двое других стояли по обе стороны от него. Судя по всему, это был главарь, хотя он ничем не отличался от своих спутников. Вероятно, они были вооружены. Все, за исключением шофера, были одеты одинаково — в длинные черные пальто и черные фетровые шляпы, чьи поля касались поднятых воротников. Рассмотреть лица было невозможно. Даже руки прятались в перчатках. Альдо едва сдерживался. Его раздражал этот дешевый спектакль. Происходящее напоминало трибунал, и он резко спросил:
— Вы меня позвали. Я пришел. Чего вы хотите? Мужчина поднял руку.
— Поговорить! Сзади вас лежит бревно, вы можете присесть на него.
Испанский — и скорее даже мексиканский — акцент слышался в холодном и довольно молодом голосе. И Альдо показалось, что это тот самый Мигель, с которым они виделись в мэрии и в церкви, но с кем не обменялись ни единым словом. После несостоявшегося венчания молодой человек как будто испарился. Альдо сделал несколько шагов назад, сел и закурил сигарету. Его собеседник не возразил против этого жеста. И князь остался этим доволен. Английский табак помогал ему держать эмоции в узде. Морозини острее, чем когда-либо, нуждался в ясной голове. Князь затянулся, выдохнул дым и пошел в наступление: