Супруги направились к машине. Шофер госпожи фон Адлерштайн открыл перед ними дверцу черного лимузина. Князь поздоровался с ним и спросил:
— Как дела, Адольф?
— Слава богу, все хорошо, Ваше Сиятельство. Надеюсь, вы хорошо доехали?
— Спасибо, как обычно…
Альдо помог Лизе сесть в машину, уселся с ней рядом, сразу обнял ее за плечи, закрыл глаза и попросил:
— Не говори ни слова! Позволь мне насладиться этим моментом счастья, которого я и не ожидал. Такая радость быть рядом с тобой, прикасаться к тебе, вдыхать твой аромат… Даже когда от тебя пахнет мокрой шерстью!
Лиза не ответила. Она выпрямилась и подарила мужу легкий, но долгий поцелуй.
— Хммм… Как же хорошо! Прошу тебя, еще… — попросил он, почувствовав, что Лиза отстраняется от него.— Баловство до добра не доводит! И потом, мы практически приехали!
В самом деле, через пять минут автомобиль въехал на Химмельпфортгассе, узкую улочку в старом городе, вдоль которой располагались роскошные особняки. После того как шофер дважды нажал на клаксон, открылись ворота, и лимузин проехал сквозь красивый портал, ведущий во внутренний двор. Портал украшали фигуры мускулистых длинноволосых атлантов, поддерживавших изумительный балкон из резного камня.
Альдо любил «Рудольфскроне», прекрасное поместье госпожи фон Адлерштайн в Зальцкаммергуте[51], и терпеть не мог ее венский особняк, мрачный и угнетающий. Но главным раздражителем для князя был дворецкий Иоахим, правивший в нем твердой рукой. Их отношения как-то сразу не сложились, и взаимная неприязнь родилась с первой встречи. Альдо тогда хотел поговорить с хозяйкой дома, а Иоахим счел его нежеланным гостем. Позже титул князя и его женитьба на Лизе существенно изменили отношение мажордома к Морозини. Но Альдо был убежден, что хотя Иоахим и стал проявлять вежливость по отношению к нему, но до конца этот человек, так походивший внешне на Франца Иосифа, так его и не принял. Иоахим предпочел бы видеть рядом с госпожой Лизой австрийского дворянина, а не венецианского князя, ставшего «лавочником»… Что касается Альдо, то он просто презирал надутого дворецкого и именно поэтому предпочитал останавливаться в гостинице «Захер», когда приезжал в Вену по делам. К счастью, на этом раз с ним Лиза, и обязанности мажордома закончатся на пороге их спален! Наверное…
Но Альдо вновь испытал приступ раздражения, когда Иоахим приказал отнести его багаж не в спальню Лизы, а в гостевую спальню, расположенную с другой стороны лестницы. Эта комната была обставлена в помпезном стиле, столь милом сердцу Габсбургов. Большую ее часть занимали две огромные двуспальные кровати, поставленные рядом по австрийской моде. Морозини открыл было рот, чтобы выразить свое негодование, но Иоахим его опередил, поклонившись Лизе и сказав:
— Этим утром в ванной комнате госпожи княгини произошла небольшая авария. Ее затопило, как и спальню.
— Что произошло?
— Судя по всему, последние морозы привели к тому, что одна из отводных труб лопнула. Там образовалась пробка. Водопроводчика уже вызвали…
— Давайте посмотрим! — Альдо был настроен решительно.
Спальня его жены не имела того сходства с мавзолеем, в котором его хотели поселить. В ней стояли одна двуспальная кровать в стиле «полонез» с покрывалом из светло-зеленого атласа, затканного шелком, красивая итальянская или французская мебель XVIII века. Обивка на стенах была подобрана в тон покрывалу. Об этой очаровательной комнате у Альдо сохранились только самые приятные воспоминания. Но в этот момент лакей и горничная заканчивали собирать воду в смежной ванной комнате. Из спальни вынесли ковер. Паркет под ним оказался сухим.
— Все не настолько плохо, чтобы отправлять нас в филиал Хофбурга[52], где мне даже уснуть не удастся! Мы воспользуемся ванной комнатой на лестнице. Постарайтесь только найти коврики на пол.
— Но, Ваше Сиятельство! Когда госпожа графиня вернется, она будет недовольна…
— Бабушка отправилась на венчание в Лаксенбург, — пояснила Лиза.
— Я все улажу, — заупрямился Альдо. — Мы будем спать здесь! Или так, или мы уезжаем в отель «Захер»!
Со злорадным удовольствием он заметил, как в глазах его врага появилось выражение ужаса. И дворецкий с видом мученика покинул поле боя вместе с другими слугами. Пустяк, но эта победа придала Альдо сил. Когда дверь закрылась, он обнял Лизу, и та рассмеялась:
— Надеюсь, ты не подозреваешь Иоахима в том, что он сам продырявил сливную трубу?
— Я полагаю, что он способен на все, только бы мне досадить. Не знаю, как ты, но я не способен заниматься с тобой любовью в спальне, похожей на склеп капуцинов!
К кровати в стиле «полонез» это не относилось…
Всякий раз, когда Морозини встречался с бабушкой своей жены, он испытывал такое же восхищение, какое ему внушала тетушка Амели. Высокая и худая, как и мадам де Соммьер, графиня Валерия фон Адлерштайн носила только черное и белое. На ее лице почти не было морщин. Она гордо держала голову на длинной шее, скрытой высоким воротником. Серебристые длинные волосы были уложены в корону. У пожилой женщины была такая же улыбка, как у Лизы, и главное, такие же живые глаза редкого оттенка аметиста. Графиня любила своего «внука», с которым она не слишком любезно обошлась при первой встрече[53].
В этот вечер она явно почувствовала, насколько напряжен Морозини, увидела, какой тревогой наполнен его взгляд. Хотя время, проведенное наедине с Лизой, позволило Альдо немного расслабиться, но позже проблема, которую ему предстояло решить, вновь напомнила о себе.
С обычной для него скрупулезностью Альдо пересказал дамам все события, начиная с несостоявшегося венчания в базилике Святой Клотильды и заканчивая ночной встречей в Булонском лесу. Он умолчал лишь о том странном смехе, от которого у него кровь стыла в жилах. И без этого Лиза встревожилась и даже не пыталась скрыть своего беспокойства. Слишком свежи были в ее памяти события трехлетней давности, когда муж попал в лапы безжалостного убийцы[54].
— Что будет, если через три месяца ты все еще не найдешь ожерелье?
— Во-первых, тебе следовало сказать «мы не найдем». Не слишком любезно с твоей стороны забывать Адальбера. Тебе отлично известно, что он обязательно будет мне помогать. А во-вторых… У меня нет ответа на твой вопрос. Я не представляю себе, что тогда будет… Скорее всего, Жиля убьют.
— Мне кажется, что это было бы глупо, — заметила госпожа фон Адлерштайн. — Убитый заложник не представляет никакой ценности. Они могут взять новых заложников. Кстати, учитывая такую возможность, не разумнее ли будет Лизе и детям пожить пока у меня? Этот дворец, — добавила она, и тень улыбки промелькнула на ее лице, — не так привлекателен, как ваш дом в Венеции, но его можно превратить в настоящую крепость…
— Иоахим сумеет дать отпор самому дьяволу! Я знаю это и не скрою от вас, что рассматривал такой вариант.
— А вы не хотите узнать, что об этом думаю я? — жалобно спросила Лиза.
Протянув руку через широкий стол, Альдо накрыл ладонью пальцы жены.
— Не усложняй, Лиза! Я уверен, что ты уже согласилась пожить в Вене. Давайте поговорим о причине моего приезда. Эта Ева Рейхенберг является единственной ниточкой, которая оказалась у меня и руках, но, к сожалению, она ненадежна. Скорее всего, эта дама уже давно покойница…
— Мы ровесницы и… родственницы, правда, дальние. Не теряйте головы, Альдо! Лиза никогда бы не посоветовала вам навестить меня, если бы мне нечего было вам сказать.
— Вы правы! Простите меня! Итак, вы ее знаете. Это большая удача! Известно ли вам, где она живет?
— Она живет здесь, в Вене. Но не торопитесь радоваться. Эта дама потеряла рассудок много лет назад.
— Боже, только не это!
— Увы, именно так. Когда Ева узнала, что император Максимилиан расстрелян, она попыталась покончить с собой. Бедняжка повесилась, но ее успели вытащить из петли. К сожалению, ее рассудок помутился. Она не полностью лишилась разума, но с тех пор она нуждается в постоянном присмотре.