— Когда вы сочтете возможным, господин Харге, специалисты нашего института в Белксите..
— Я полностью в вашем распоряжении, — сказал господин Харге.
Они проникали в его мозг нежно, осторожно, как бы едва приоткрывая перед собой двери. Для слишком крепких «замков» они использовали специальные деликатные инструменты и, отперев «дверь», как бы отходили в сторонку, позволяя Аргавену самому первым войти туда. За одной из «дверей» они обнаружили страшного человека в черном, который оказался вовсе не Герером; за другой — якобы сочувствующего королю Ребада, который вовсе ему не сочувствовал; вместе с королем они стояли на балконе дворца, вместе с ним карабкались по бесконечной лестнице его ночных кошмаров, попадая наконец в детскую комнату на последнем этаже башни; и наконец увидели, как тот, кто метил в правители королевства, тот в красно-белом одеянии, приблизился к королю и сообщил: «Ваше Величество, раскрыт заговор… готовилось покушение на вашу жизнь…» Тут господин Харге пронзительно закричал от мертвящего ужаса — и очнулся.
— Ну вот и хорошо! Здесь-то и была спрятана «кнопка». Та самая кнопка, нажав на которую можно вводить любую информацию и влиять на развитие вашей фобии. Искусственно созданная паранойя. Блестящая, надо сказать, работа! Вот выпейте-ка, господин Харге. Нет, это просто вода! Ведь вы могли бы стать на редкость неприятным и поразительно злобным правителем, у которого бы постоянно усиливалась боязнь всяких заговоров, диверсий и вместе с этим ненависть к собственному народу. Но это произошло бы, разумеется, не сразу и не через полмесяца — вот ведь что самое главное! Чтобы стать настоящим тираном, вам потребовалось бы как минимум несколько лет. Конечно, были запланированы и «помощники» на долгом пути: например, Ребад, который, точно червь в яблоко, проник в вашу душу, вкрался в ваше доверие… Что ж, ладно! Теперь мне ясно, почему о Кархайде так много разговоров в Межгалактическом Управлении. Надеюсь, вы извините некоторую субъективность моей оценки, но подобное сочетание изощренности и упорства — явление крайне редкое… — И старый психотерапевт с густой белоснежной шевелюрой продолжал болтать, ожидая, пока его пациент окончательно не придет в себя.
— Значит, я все сделал правильно, — проговорил наконец господин Харге.
— Безусловно. Отречение, самоубийство или бегство — вот и все, что могли вы себе позволить в данной ситуации, действуя по собственной воле. Что касается самоубийства, то они рассчитывали на гетенианское моральное вето; а что касается отречения от престола — на решение или, точнее, на запрет вашего Совета. Но, оказавшись во власти собственных амбиций, они позабыли о возможности самоотречения и бегства — оставив эту последнюю дверь незапертой. Этой дверью, правда, решился бы воспользоваться не всякий, а — простите мне чрезмерную выспренность слова — человек с возвышенной душой и сильной волей. Мне, безусловно, необходимо поглубже познакомиться с гетенианской методологией психоанализа — как вы ее называете, Ясновидение? Предвидение? Предчувствие? Всегда полагал, что все это — выдумки оккультистов, однако совершенно очевидно, что… Так, так, ну а теперь, по-моему, вам следует нанести визит в Межгалактическое Управление, чтобы определиться с вашим будущим, поскольку с вашим прошлым мы уже разобрались, поместив его туда, где ему и полагается быть. А, как вы считаете?
— Я весь в вашем распоряжении, — ответил господин Харге.
В Межгалактическом Управлении он разговаривал со многими людьми, прежде всего из Отдела Западных Миров, и когда ему предложили пойти учиться, он с радостью согласился. Ибо среди этих мягкосердечных людей, поразительным образом сочетающих спокойную, холодноватую и глубокую печаль с буйными и искренними взрывами веселья, бывший король Кархайда чувствовал себя чуть ли не варваром, во всяком случае — необразованным, неотесанным и глуповатым.
Он поступил в экуменическую Высшую Школу. Жил в общежитии возле Межгалактического Управления вместе с двумя сотнями других инопланетян, ни один из которых не был андрогином, как, впрочем, и бывшим королем. С детства привыкнув обходиться минимумом личных вещей и практически не имея возможности уединиться в своем огромном дворце, Аргавен легко приспособился к жизни в общежитии; и это оказалось не так уж плохо — жить среди однополых людей. Во всяком случае, не настолько затруднительно, как ему казалось раньше, хотя порой их постоянное пребывание в кеммере порядком утомляло его. Впрочем, даже это раздражало не слишком; он с большой охотой, даже с восторгом предавался ежедневным многочасовым занятиям, относясь к делу в высшей степени добросовестно, хотя порой и казался немного рассеянным, что случается с теми людьми, кто душой и сердцем пребывает совсем не там, где находится физически. Единственным почти непереносимым неудобством была жара, ужасный жаркий климат планеты Оллюль, где температура порой поднималась до 35 °C и за бесконечно долгие, кошмарные двести дней не выпадало ни единой снежинки. Даже когда наступала наконец зима, он все время потел: на улице редко было ниже -10°, а в общежитии топили так, что можно было свариться. Во всяком случае, от жары он страдал ужасно, хотя другие инопланетяне вечно мерзли и носили толстенные свитеры. Аргавен спал поверх одеяла абсолютно голым, тревожно метался во сне, и снились ему снега Каргав, льды Старого Порта, мерещился легкий звон, с которым за завтраком разбивают покрывшую пиво ледяную корку, если во дворце достаточно прохладно. Холода, милые сердцу трескучие морозы родной планеты снились ему.