Кира чувствовала себя совершенно одинокой. Игоря она почти не видела, а с семьей отношения только накалялись. Мама, приходя с работы по вечерам, делала скорбное лицо и, всплеснув руками, повторяла: «Ну и свинарник! Не знаешь прямо, за что хвататься…» Правду сказать, без дела она никогда не сидела. То мыла полы, то варила борщ в огромной кастрюле, то стирала, то нянчилась с Настей… И никогда не забывала объяснить непутевой дочери, что она – растяпа и неумеха и все делает неправильно.
И это еще можно было бы пережить. Гораздо хуже было другое – сестра Светка стала смотреть на нее словно на врага и корить при каждом удобном случае. Конечно, она-то девушка практичная и уж точно никогда не совершила бы такую глупость – выскочить замуж за нищего студента, да еще повесить на шею ребенка! «Им, иногородним, только прописка нужна!» – презрительно фыркала она, и Кира сжималась всем телом, как от удара. Казалось, что она живет словно на вулкане, и от любого неосторожного слова или взгляда ее мир, и так слишком хрупкий, просто взорвется, разлетится на куски.
В конце концов так и вышло. После очередного скандала Игорь не выдержал и ушел, хлопнув дверью. Кира потом ревела, размазывая слезы по лицу под мамино неизменное присловье: «А я ведь тебе говорила…» В конце концов мама, правда, пожалела ее, даже погладила по голове, словно маленькую, приговаривая: «Не ты первая, не ты последняя. Все они подлецы!» Светка презрительно скривила густо накрашенные пухлые губы и умелась на свидание к очередному кавалеру. На сестру она даже не взглянула, но почему-то Кире показалось на мгновение, что на лице ее отразилось торжество, как в детстве, когда после долгих уговоров и слез мама все-таки купила ей в «Детском мире» дорогущую немецкую куклу с длинными волосами.
Только маленькая Настя притихла в своей кроватке, словно даже она поняла, что происходит нечто плохое.
Игорь пропадал где-то три дня. Кира уже смирилась с мыслью, что больше никогда его не увидит, что мама действительно была права и теперь ей всю жизнь предстоит нести на себе тяжелый крест матери-одиночки.
Он пришел рано утром, когда все только-только ушли на работу. Кира метнулась к нему навстречу как была – в ночной рубашке, заспанная, растрепанная, – хотела обнять, кинуться на шею, но муж лишь коснулся губами щеки – и отстранил ее. Он аккуратно положил на стол ключи и бросил сквозь зубы одно слово:
– Собирайся.
Кира не посмела даже спросить куда – просто покидала в чемодан свои и детские вещи, дрожащими руками одела Настю и вышла вслед за ним из когда-то родного дома – навсегда… Уже в тот момент она поняла совершенно отчетливо, что больше сюда не вернется.
Поначалу жить пришлось в общежитии – том самом, где Кира лишилась девственности на скрипучей койке. Уж как Игорю удалось выбить им «семейную» комнату – просто уму непостижимо! Удобства в конце коридора, кухня одна на весь этаж… Как вспомнишь, так вздрогнешь. Зато девчонки – бывшие сокурсницы – относились с пониманием, и даже иногда по очереди соглашались посидеть с Настей пару часов, когда они с Игорем срывались в кино. Удивительно, но девочка очень быстро научилась никому не докучать, тихо занимаясь своими игрушками в уголке, и даже болеть почему-то совсем перестала!
Постепенно Кира привыкла к этому странному «общажному» быту. Теперь она уже знала, что Игорь зарабатывает фарцовкой, перепродавая кем-то привезенные джинсы и кофточки, а в институт ходит иногда только затем, чтобы не выгнали из общежития. Знала, что все экзамены и курсовые он покупает, и даже один раз повеселил всю группу, когда, явившись на зачет, весело осведомился: «Ну что сдаем сегодня?»
А время менялось, и менялось очень быстро. Все, что казалось прежде незыблемым, почти вечным, стало рассыпаться, словно карточный домик. Уже бурлили окраины бывшей Советской империи, на улицах шумели митинги, сахар и табак продавали только по талонам, а возле магазинов выстроились длинные очереди.
Когда вчерашние спекулянты стали гордо называть себя бизнесменами, дела у Игоря сильно пошли в гору. Теперь и он именовал себя «директором совместного предприятия», хотя контора помещалась в крошечной комнате в полуподвале, штат состоял из трех человек, а главным (и единственным!) иностранным партнером был ушлый поляк Анжей, бывший однокурсник, бойко торговавший теперь на вещевом рынке в Варшаве.
Они переехали в съемную квартиру, и Кира просто не помнила себя от счастья. Тесная однушка на окраине в старом доме без лифта и мусоропровода стала их первым настоящим домом. Кира старательно наводила уют, купила пестрые занавески, покрывала и коврики, пытаясь хоть немного скрасить убожество окружающего быта, стряпала обеды, встречала мужа по вечерам… Соседка Наталья Аркадьевна – интеллигентнейшая дама с университетским дипломом – охотно соглашалась посидеть с Настей за совсем небольшие деньги. В те годы пенсия лишь слегка отделяла человека от голодной смерти, и женщина, много лет проработавшая искусствоведом в музее, была счастлива хотя бы такой возможности заработать немного.