- Для чего это тебе понадобилось?
- Та вин боится разведки, як тот... як его... чертяка ладана. Я с ним побалакав трохи, а вин, дывысь ты... Як вин казав? Ноги трещать, о!
В это время дверь снова открывается, Мамырканов просовывает голову и озабоченно сообщает:
- А я из винтовки стрелять не умею.
- Как не умеешь? - вскакивает Веселков. - А ну! - и быстро выходит из блиндажа.
Идем и мы все за ним следом, очень заинтересованные таким открытием.
- Стреляй, - приказывает Веселков.
- Куда? - покорно скрашивает Мамырканов.
- В небо. Ну!
Мамырканов прикладывает винтовку к животу, нажимает двумя пальцами на спусковой крючок, грохает выстрел и...
Мамырканов сидит на земле, растерянно оглядываясь:
- Толкается.
Наступает неловкое молчание.
"И этот солдат, - думаю я, - стоит на посту возле командного пункта роты!"
- Ты видал такого? - спрашивает у меня Веселков. - Откуда он такой взялся на нашу голову?
Я сердито смотрю на него. Впрочем, Веселков не виноват.
Мамырканов прибыл к нам с пополнением, когда мы были на марше. По профессии он чабан, пас колхозные отары, мобилизовали его уже во время войны и направили в строительный батальон. Там ему вручили лопату, кирку, топор, и Мамырканов начал строить в тылу мосты, гати, чинить разбитые бомбами, снарядами, колесами автомобилей, гусеницами тягачей и танков дороги. Дуло карабина, который был вручен ему вместе с лопатой и киркой, он обернул, по примеру других, тряпочкой, в тряпочку же завернул и патроны в подсумке. Стрелять ему было некогда да и не в кого.
Но вот однажды, во время налета фашистской авиации, Мамырканов был ранен, попал в госпиталь, откуда и прибыл к нам вместе с бывалыми солдатами. Он тоже выглядел "бывалым" - имел ленточку за ранение. Веселков тут же зачислил его ездовым и назначил часовым на КП. Я знал, что в охрану командного пункта офицеры обычно стараются выделить тех солдат, которые подходят к поговорке: "На тебе, боже, что нам не гоже", но чтобы до такой степени было не гоже!.. Кто бы мог подумать, что Мамырканов даже не умеет стрелять!
Меняем часового, вызываем из первого взвода сержанта Рытова стройного, смуглого, чернобрового двадцатилетнего парня, прекрасного пулеметчика.
- Рытов, - говорю я, - научите Мамырканова. Он даже стрелять не умеет.
- Есть научить, - отзывается он. - Разрешите взять во взвод?
- Берите.
- Пошли, - обращается он к Мамырканову, кивнув на дверь, и, круто повернувшись, щелкнув каблуками, выходит из блиндажа.
На следующий день Макаров принимает у Мамырканова зачеты по материальной части оружия и по стрельбе в цель.
Докладывает:
- Оружие знает хорошо, стреляет посредственно.
Мамырканов снова занимает свой пост возле КП.
- Ну, вот, - говорю я ему. - Теперь и в разведку можно тебе идти.
Он печально, через силу улыбается в ответ, и я понимаю - Мамырканову никак не хочется в разведку.
- А я гранаты не умею бросать, - сообщает он.
- Иван, - говорю я. - Нука, научи Мамырканова гранаты бросать.
- Есть. Какие прикажете?
- Все: РГД, Ф-1, противотанковые. Все.
Иван рассовывает гранаты по карманам и уводит с собою перепуганного Мамырканова. Скоро в дальнем конце оврага раздаются взрывы гранат. Вернувшись, Иван докладывает:
- Рядовой Мамыркан изучив уси гранаты и готов идти в разведку.
Мамырканов стоит тут же и - как мне кажется - уже придумывает новую отговорку. Я с любопытством смотрю на него: что еще не умеет он делать?
- По-пластунски ползать не умею, - сообщает он час спустя, заглянув в дверь.
Довольно основательная причина, чтобы не идти в разведку. Но уметь ползать по-пластунски полезно каждому солдату. Поэтому я без особых душевных содроганий наблюдаю такую картину: посреди оврага ходит сержант Фесенко, а возле него, пыхтя, ползает Мамырканов. Он норовит передвигаться на коленках, но Фесенко неумолимо требует своего: ползти по земле, распластавшись на ней всем телом, и Мамырканов постепенно постигает эту сложную науку.
Рядом со мною стоит Иван Пономаренко и комментирует каждое движение Мамырканова:
- От же гарный разведчик получается с тебя. Ползаешь, як тот... як его... краба.
XII
Иван Пономаренко -: личность примечательная. Родом он "из-под Балаклеи" - чудесного украинского городка, славящегося своими вишневыми садами. Иван высок ростом, ладно, прочно скроен, имеет крупные, красивые черты лица, широкие черные брови, мягкий, добродушно-лирический характер. Он мой ровесник, однако относится ко мне с некоторым заботливым снисхождением, как старший брат.
Вероятно, это потому, что он на голову выше меня и раза в три сильнее физически.
Иван весел, общителен, и как-то так получилось, что все у нас, полюбив его, стали звать лишь по имени. Фамилия его не то, чтобы забылась совсем, а просто лишней оказалась в обращении с ним. И однажды Иван воспользовался этим.
Раза два в неделю он брал мешок подмышку и отправлялся к старшине за продуктами. Подвезти кухню к оврагам было невозможно, и все, кроме артиллеристов и минометчиков, получали сухим пайком. Часть продуктов сухим пайком получали и мы на КП, повара приносили нам только обед.
Путь Ивана лежал лугом, потом мимо спаленной дотла деревни Дурнево, где стояли наши пушки ПТО, мимо минометчиков, притаившихся в овраге. До старшины от минометчиков было еще километра полтора полем. Старшина стоял со своим обозом на лесной опушке, даже для лошадей вырыв блиндажи с накатом.
Все, что произошло в тот день, я узнал позднее, когда ко мне прибежал разъяренный и сконфуженный лейтенант Ростовцев.
Получилось вот что. Собираясь к старшине, Иван попросил Шубного соединить его с минометчиками. Было часов двенадцать дня, на КП, кроме них, никого не было.
- - Слухаи, - сказал Иван в трубку. - До вас пийшов Пономаренко. Приготовьтесь, - и тронулся в путь.
Ростовцев в это время спал. Дежурный, разбудив его сообщил:
- Товарищ лейтенант, к нам идет Пономаренко.
- Кто?
- Пономаренко, сейчас Иван звонил.
"Пономаренко, - стал припоминать Ростовцев. - Командир батальона Фельдман, командир дивизии Кучерявенко. Кто же такой Пономаренко?" Он перебрал в памяти все фамилии: начальника политотдела дивизии, и начальника укрепрайона, и командующего армией, и члена военного совета... Нет, не было среди них такого, с фамилией Пономаренко.
Ростовцев позвонил на КП.
- Слушай, - спросил он у Шубного, - когда ушел Пономаренко?
- Только сейчас, - последовал ответ.
Ростовцев был человеком деловым. Он не мог допустить, чтобы его застали врасплох.
- В ружье! - крикнул он.
- В ружье! - заорал на весь блиндаж дежурный, и пару минут спустя у минометчиков уже шла спешная подготовка к встрече Пономаренко: брились, подшивали чистые подворотнички, драили минометы, подметали огневую...
А Иван в это время не спеша продвигался в своем направлении, даже не предполагая, что из-за него поднялась такая суматоха.
Стоял тихий, безмятежный полдень, в небе, словно растаяв в нем, верещали жаворонки, под ногами, плутая в сочной траве, гудели пчелы. Куда спешить в такой полдень?
Иван зашел во взвод ПТО, "побалакав трохи" со своими дружками, угостился табачком и побрел дальше.
К минометчикам он прибыл, когда у них все блестело и сияло, как в праздник.
У Ивана и среди минометчиков было не мало дружков, с ними тоже нужно было и побалакать, и выкурить по цыгарке. Он уселся на лавочке, возле входа в блиндаж, вытащил из кармана кисет с махоркой. Оглядываясь по сторонам, сказал:
- Дывысь, який добрий порядок наведен. Мабуть, генерала ждете или еще что...
- Так поверяющий должен прийти, - ответили дружки. - Ты же сам звонил.
- Який поверяющий? - недоверчиво покосился на них Иван.
- Пономаренко или еще как... Вон, спроси у лейтенанта.
Но Иван не стал расспрашивать Ростовцева. Больше того - у Ивана вдруг пропала всякая охота и к разговорам, и к цыгарке. Он неожиданно вспомнил, что ему надо спешить, и, ссыпав табак обратно в кисет, отправился "до старшины". Но тут его окликнул Ростовцев: