Торопливо прикрыв за собой дверь, Тося поздоровалась.
— Здравствуй Мария! Я на минутку забежала, на работу опаздываю. Ника твоя дома?
. -Да! — утвердительно кивнула головой Мария. — Поела и спать! Даже удивительно! Её обычно в такое время никогда в постель не уложишь…
— Так ты же ничего не знаешь! — перебила Тося Марию. — Твоя дочь сегодня чуть не уто- нула. В Яру половодье началось, а мой Володька спас её…
Мария испуганно ахнула и осела на стул, что стоял рядом. Тося торопливо заговорила:
— Ещё немного, и в трубы затянуло бы их двоих…Слава богу, помогли им выбраться! Мужчины мимо проезжали, видят, дети барахтаются…
Мария, словно онемев, смотрела на соседку, как она жестикулирует красивыми руками, и при этом говорит быстро, и громко…
— Да ты не расстраивайся так. Ишь, вся побелела. Дочь твоя жива и здорова, чего ты?
— Чуть не утонула? — переспросила Мария, и тут — же всхлипнув, добавила: — То-то я смот- рю, она вся испуганная, и спать легла так рано…
— Ну, я побежала! — нетерпеливо махнула рукой Тося:- Некогда мне с тобой тут слезы лить…
— А Володька твой где? — спросила торопливо Мария, видя, что соседка взялась за ручку двери.
— Ай! Уже в кино убежал! — беспечно махнула рукой Тося.
— Спасибо Володьке! — Мария всхлипнула опять, прижимая к глазам кухонное полотенце.
— Вот ему это сама и скажи! — засмеялась соседка, грациозно поворачиваясь на каблучках своих модных туфелек.
Через секунду она уже умчалась, и лишь тонкая ситцевая занавеска на дверях слегка ко- лыхалась, напоминая о том, что минуту назад здесь стояла красивая и неизменно весёлая женщина, которая в отличие от Марии, знала воочию, цену человеческой жизни.
Да, Тося знала и видела смерть во всем ужасном её проявлении. Работая когда-то в госпиталях, чего она не насмотрелась. Ей ли, бывшей фронтовичке, прошедшей со своим госпиталем сотни километров и закончившей войну чуть ли не в самом Берлине, ей ли проливать слёзы над случившемся, и думать о том, что всё могло быть иначе, и намного хуже…
— Всё хорошо, что хорошо кончается! — это была любимая Тосина поговорка. — Надо очень любить сегодняшний день, потому-что завтрашнего может просто не быть!
Хорошо ей так рассуждать. Она познала все ужасы войны и тяготы военной жизни, зака- лилась в боях, может поэтому она с таким лёгким смехом отнеслась к тому, что её единственный сын едва не…
— О, Господи! О чем я думаю! — поспешно прошептала Мария и взмахнула рукой, словно отгоняя от себя дурные мысли.
Если честно признаться, она даже завидовала немного Тосе, её неиссякаемому оптимизму, её мастерству все делать быстро, красиво и легко. Ни у кого в округе не было такого уют — ного дома как у Тоси. Правда, потом строили дома ещё лучше, но Тосин дом был первым на их улице. Строили они его сами, Тося, и муж её Степан, белокурый красавец, под стать своей жене. Они были чем-то похожи, оба голубоглазые, стройные, и у обоих были " золо — тые " руки, как говорили многие в округе. И Мария была согласна с таким утвержде — нием. Она с недоумением познала, что бывшие фронтовики умеют не только воевать и разрушать, но умеют строить красивые добротные дома, разводить сады и виноградники, да такие, что становилось просто завидно. Ведь самый первый виноград поспевал именно у Степана. Самая крупная клубника созревала именно в его саду. А какие яблоки наливались янтарным соком на яблонях, которые ещё саженцами он привез издалека, из знаменитого на всю страну плодосовхоза. Ну, а какие шкафы и полочки сделал Степан на кухне своей ненаглядной Тосечке. Живи да радуйся! Если бы не одно но…
Уж очень сильно напивался Степан иногда. И тогда из милого, доброго человека он пре- вращался в страшного зверя. Его глаза наливались кровью, в углах тонкого скорбного рта собиралась пена, и взгляд его исподлобья, тяжелый и мрачный, не обещал ничего доброго. Если Степан падал, то, не имея сил подняться, скрежетал зубами так яростно, словно старался стереть в порошок свои желтые прокуренные зубы. В это время Тося не боялась Степана. Что может сделать мертвецки пьяный муж? Скрежетать зубами, да с ненавистью поглядывая на жену, хрипло выкрикивать: