Керкен! Кер-кен!
А сколько раз эта земля становилась невольным свидетелем прекрасного чувства любви между мужчиной и женщиной. От этого союза рождались дети, а у детей свои дети, и вот оно какое, огромное и красивое село выросло за многие годы, здесь у подножия Великих гор. Красивое и богатое село, с красивыми и любвеобильными мужчинами и женщинами, для которых неважно было, какого цвета у его избранницы, или избранника глаза или цвет волос, на каком языке или наречии изъясняется её любимый или любимая. Разве это было так важно для влюбленных? Любовь, не знает границ, и ей все равно, кто ты, и как ты оказался в этих местах, и почему твои предки прижились именно здесь…
Сколько народа ты во все века принимала как своих любимых детей, о земля Керке- на! Будь то великое переселение конца 19-го века, когда с российских и украинских зе — мель сюда ехали первые поселенцы, выполняя указ Великой императрицы Екатерины, или…
Вспомнить ли тот далекий 1865 год? Кто они были, первые пилигримы? А кто были те, что ехали сюда в начале двадцатого века, после 1910 года, во время реформы Столы- пина, или потом, в 1942 году, в числе ссыльных поволжских немцем или чеченцев, ко- торые по указу Сталина были депортированы со своих родных мест за считанные часы. Эх, сколько же слез ты видела земля Керкена, сколько трагедий и людского горя, сколько поломанных судеб, и, сгинувших в небытие жизней ты познала. Но всё опять в этом мире возвращалось к любви…
По любви рождались здесь дети, росли и множились здесь большие и дружные семьи ка-
захов и киргизов, русских и украинцев, немцев и белорусов, греков и молдаван, узбеков и китайцев, чеченцев и турок, да и многих, многих других народностей, волею судьбы или злого рока оказавшихся рядом, на многие годы, плечом к плечу…
И всем хватало тепла жаркого солнца, горной прохлады ночи, удивительной тишины зим- него дня, и, звенящего хрусталем тонкого льда сонного Ручья, и птичьего весеннего гама, и звонкого лета, и осеннего хруста осыпающихся с деревьев желтеющих листьев…
Всего на всех хватало…
Казалось, все радовались этой дружбе. А может, это всего лишь казалось? Высокие горы, словно с презрением смотрели на то, что творилось веками у их подножия. Род людской был непонятен им. А солнце всегда смеялось над горными вершинами, и как бы говорило:
— Ничего-ничего! Скоро, очень скоро я пригрею так, что сползут с величавых остроконечных пик белоснежные малахаи, и словно слезы, побегут быстрые ручьи с верхушек гор. Я собью спесь с гордецов…
Так оно и было! Солнце знало, что делало! Оно припекало так, что снег начинал таять на вершинах гор… А что потом? А потом, ручейки объединялись в один мощный поток, и все опять знали, что в один прекрасный момент взорвется эта блаженная тишина… Загремит, забурлит мощный поток грязной воды, и тот ручей, что бежит сейчас чуть жи- вой среди ровной долины, и пересекает надвое большое село, вдруг взовьется, вздыбится, словно необузданный конь и помчит вперёд грязным пенистым водоворотом, круша и ломая всё на своем пути. И дикое половодье возвестит о начале лета!
А солнце? О, оно будет снисходительно смотреть со своей высоты на эту землю и усме- хаться. Ведь оно знает, проявление такой силы — ненадолго! Ибо нет ничего, что может сравниться с энергией солнца и его мощью. Даже луна, и та меркла в его жарких лучах. Ну, так что же? Так и должно быть! Ведь каждый знает, что восход солнца — это новый день, а значит новая Жизнь! А там где Жизнь, там всё бывает: и хорошее, и плохое, доб — рое и злое, умное и глупое. И пусть поет жаворонок, возвещая о том, что настал новый день. Пой любимец неба и солнца! Пой гимн свету, пой во славу нового дня и той Жизни, что приходит на эту благодатную землю с каждым лучом поднимающегося над землей огромного светила…
— Кер-кен-н-н! — тихо звенит завершающий аккорд.
Всё? Всё!
Жаворонок довёл до конца свою последнюю трель и замолчал, видимо устав от своей долгой песни. Певец поневоле, он и не знал, что его песня заворожила не только солнце и окружающую природу, но и ту молодую черноглазую женщину, которая, сидя на огром — ной куче свежескошенной травы, поначалу с жадным любопытством маленького ребенка вглядывалась в синее небо, пытаясь отыскать птаху, поющую так прекрасно в это чудес — ное утро, но потом, видимо устав от бесплодных попыток, или узрев, наконец, певца, жен- щина закрыла глаза и стала просто вслушиваться в дивные звуки, несущиеся с неба.