Дверь на кухню открылась, и вошла высокая девочка — подросток, угловатая и несклад-ная, немного смешная и неуклюжая как все подростки, с тонкой шеей, с острыми лопат-ками, с длинными худыми ногами и торчащими острыми коленями, выпирающими из-под школьного платья, ставшего опять коротким, судя по рукавам. Хотя лицо де-вочки казалось несколько худым и вытянутым, но оно уже набирало округлость, как и её тело, которое казалось вот — вот претерпит изменения, довольно ощутимые и положи-тельные. Её большой рот с чувственными губами, со временем обещал превратиться да- же в красивый, но сейчас он отчаянно напоминал о том, что когда-то, на каком-то эта-пе развития, человек может быть слишком беспомощным, потому — что он так похож на желторотого птенца, выпавшего из гнезда, отчаянно старающегося защититься как от врагов, так и от друзей. Хотя может и нелепо сравнивать девочку подростка с желто-ротым птенцом, и сравнение довольно избитое, но никому не обойти это время сто-роной. Оно понятно всем, потому что каждый помнит себя в роли такого птенца, пом-нит и то отчаяние, что порой овладевало подростком, если он был хоть немного не та-кой как все. Ведь это был уже не ребёнок, но ещё и не совсем взрослый человек…
— Привет мама, как дела?
Женщина улыбнулась и приветливо произнесла:
— Всё хорошо! А у тебя?
— И у меня всё нормально! По истории пять, по русскому четыре. — серьезно ответила
девочка и прошла в свою комнату.
— Вот такие мы серьезные! — подумала женщина, глядя вслед дочери, скрывшейся за дверями спальни.
Женщина вздохнула, покачала головой, и, повернувшись к плите, стала наливать в та-релку горячий борщ.
Здравствуй Стриж, мой славный и милый друг!
Поздравляю тебя с восемнадцатилетием!
Наконец ты совершеннолетняя девушка, а это значит, что ты можешь уже выйти за-
муж. Если бы ты была согласна, то я бы первый предложил тебе свою руку и сердце.
Прости, я может, что-то не то пишу, но я поздравляю тебя, и на правах старшего друга, от чистого сердца, и даже любящего, если ты позволишь мне так выразиться, я желаю те-
Бе счастья, здоровья, и всего самого- самого прекрасного и чудесного, что только может пожелать моё сердце и мой разум…
— Его сердце! Оно глухо забронировано люком из пуленепробиваемого железа, и его
увы, не пробить никому! — задумчиво проговорила девушка, сидевшая у стола, завалено-го учебниками.
Её длинные черные волосы упали на грудь, ещё по девичьи небольшую, но уже привле-
кающую внимание красотой форм, проглядывающих в узком вырезе платья. Вздохнув, девушка резким движением откинула волосы назад, открывая приятный овал краси-вого лица, яркой примечательностью которого являлись черные как агат глаза, и тон-кие, изогнутые в изящном наклоне брови, придающие её милому личику что-то гордели-вое, и, неподступное. В тоже время что-то очень знакомое виделось, а быть может, чуди- лось в облике этой юной красавицы, ещё полностью не осознавшей силу своих чар, а от-того, так легко меняющейся в лице, от легкой досады, до ярко выраженного смущения, от которого никуда не деться, ничем не укрыться, тем более этим маленьким клочком бума-ги, вырванного из школьной тетради.
Девушка опять стала читать письмо, но через мгновение, откинув его от себя, раздра-
женно проговорила:
— Когда же он прекратит присылать свои просьбы о фотографии. Это самый глупый момент во всех его письмах.
Она скомкала письмо и запустила им в соседнюю комнату. Бумажный комочек упал на
кухонный стол прямо в большую тарелку с салатом, и девушка, вскочив, бросилась в соседнюю комнату. Схватив скомканное письмо, она бережно разгладила его на столе, вытерла тряпкой жирные пятна, и вдруг, поцеловав листочек бумаги, прижала его к щеке.
Она стояла так долго, закрыв глаза, когда вдруг на веранде хлопнула дверь, и видимо кто-то вошел. Девушка, поспешно спрятав письмо в карман своей джинсовой юбки, броси-лась в сенцы.
— По-здрав-ляем! По-здрав-ляем! — раздались дружно отрепетированные голоса, и де-
вушка весело рассмеялась. Сегодня день её рождения, и хотя она никого не ждала, но в душе надеялась, друзья не забудут про неё. Мама как всегда на дежурстве, и сегодня гуляет молодежь.
Гости, усердно поздравляя Нику, произносили красноречивые тосты на грузинский
манер. Все весело смеялись, а Ника лишь улыбалась грустной смущённой улыбкой.
Напротив неё сидел светловолосый, голубоглазый парень, которого она прежде никогда не видела. Почему-то он тревожил её. Когда он смотрел на Нику, своими удивительно яр-кими голубыми глазами она готова была вскочить из-за стола и умчаться прочь, прочь от этих глаз и от той боли, что возникала в её сердце. Почему возникала эта боль и трево-га? Наверное, потому, что светлые волосы и голубые глаза незнакомого парня напоми-нали ей о Володе.