Нередко она краснела, когда читала письмо, и с досадой отбрасывала его от себя, но дружный хохот девчат возвращал её опять к весёлому состоянию духа, и жизнь Ники, слег-ка потревоженная письмом Игоря, снова входила в своё русло.
Приближался июнь месяц, и что-то там внутри Ники тревожило её. Она опять летела в Казахстан!
— Наверное, именно теперь там должно что-то проясниться! — думала Ника, сидя в са-молёте. Игорь звал её, просил приехать в отпуск. Сестры тоже просили. Ленуся собира-лась познакомить Нику с "классным парнем", работающим вместе с ней в одном цеху.
Ника откинулась на мягкие подушки и улыбнулась.
— Господи! Мельтешение какое-то! Ей всего двадцать один год, а все исстрадались, ког-да же она выйдет замуж?
Хотя мама говорит: — Придет время и выйдешь! Ника открыла глаза, когда симпатичная бортпроводница приятным голосом объявила, что
самолет прибывает в пункт конечного направления. Ника пристегнула ремни. Скоро, всего лишь через несколько часов она будет в родном Керкене, где её ждут, где ей будут рады.
Она появилась в дверях тётиного дома улыбающаяся, но улыбка тут-же сползла с её ли-ца. Оказывается, здесь уже были сестры: Люся и Ленуся. Они словно поджидали её.
— Чего вы тут все собрались? — подозрительно глядя на них, спросила Ника вместо при-ветствия.
— А вот сделаем кой- какие дела, а потом разъедемся! — целуя Нику ответила старшая
сестра Люся, загадочно улыбаясь.
— А меня чего вызывали?
— Нужна, вот и вызывали! — ответила вторая сестра Ленуся.
Но добиться от сестер, для чего она им понадобилась, Ника так и не смогла. До самого рассвета все болтали, вспоминали и весело хохотали над давнишними детскими шут-
ками и проделками. Вспоминали бабушку Матрену, всеобщую любимицу. И хотя эти
воспоминания были постоянны при встречах, но после них почему-то душа успокаива-лась, горести отступали на задний план, и всё казалось в этой жизни не таким уж страш-ным и безнадежным. Во всяком случае, именно это утверждали старшие сестры…
— Ну всё, спать девчата, спать… — проговорила наконец тётя Фаня, глянув на часы.
— Пять утра, дайте хоть пару часов поспать нашей невесте!
— Тётя Фаня, это вы меня в невесты записали? — засмеялась весело Ника, с удовольстви-ем откидываясь на мягкую бабушкину перину. — Жениха ведь ещё нет…
— Эх, девка, была бы шея, а хомут найдётся! — проворчала шутливо тётя Фаня, и вык-лючила свет.
— Вероника! Вероника! — опять звал её голос, похожий на мамин.
Ей снился опять тот же сон, где она бежит по полю среди огромных кустов чертополоха, и они впиваются ей в волосы и тянут… тянут, пытаясь отбросить её назад, к себе.
— Мама! — кричит Ника. — Спаси меня, мама!
И словно услышав её, над головой Ники раздается опять громкий мамин голос:
— Проснись Вероника! Проснись!
Ника с трудом открывает глаза, и, всматривается с недоумением на склонившееся над ней лицо женщины.
— Мама, это ты? Мама…
— Господи, Ника, что с тобой? Ты так кричала, металась во сне и звала меня, что пришлось тебя разбудить.
Мамины глаза смотрели тревожно на дочь, но Ника, вдруг подскочив, повисла на шее Марии.
— Мама, а ты откуда появилась здесь?
— Сюрприз! — засмеялась тётя Фаня, входя в комнату. — Много будешь знать, скоро сос-таришься. Хотя в чем тут секрет. У племянников в городе была, проведала, а утром пер-
вым рейсом автобуса приехала. А ты лежебока всё лежишь! Давай, вставай с постели, приводи скоренько себя в порядок. К обеду гости пожалуют…
— Какие гости? Что вы все мне тут загадки загадываете? Вызвали, а сами ни слова…
— Успокойся Вероника! Успокойся! — Мария грустно улыбнулась. — Скоро узнаешь…
— Ну и ладно, переживу! — буркнула Ника, и, вскочив с перины постеленной на полу, пробежалась по комнате, размахивая руками, что заменяло ей утреннюю гимнастику. За-тем она помчалась в сад, по пути умывшись под колонкой холодной водой. Съела недозре-лый урюк и подумала:
— Зря, ещё прохватит!
Заглянула в сарайчик, увидела белых лохматых ангорских коз, и, жмурясь от умиления, ласково затютюкала:
— Ах, вы мои лапушки!
— Вероника! Время первый час! — закричала с высокого крыльца сестра Люся.
— Поторопись…
Ника оделась в яркий цветастый сарафан, специально пошитый для отпуска. Его сши-ла на заказ знакомая портниха, и Нике очень шёл к её черным длинным волосам ярко-синий, в мелкий цветочек сарафанчик на тонких бретелях. Он открывал спину, выгодно подчеркивал небольшую грудь, и Ника чувствовала, что она вся, начиная от её шоколад-ной кожи, так усердно сжигаемой на крымском солнцепёке, от её новенького сарафанчика на бретелях, от волос, длинных и блестящих, она вся сейчас, кажется, невероятно хоро-ша. И это чувствуется по восхищенным лицам сестёр, мамы, и даже тёти Фани, которая, всплеснув руками, только и вымолвила: