ОЖИДАНИЕ
Повесть
МЫ ВЧЕТВЕРОМ НА ДАЧЕ ЖИВЁМ
За нашей дачей ещё две дачи, и дорога совсем кончается. Дальше — уже просто лес, черника растёт, камни, потом — море. У нас с трёх сторон море, потому что посёлок стоит на мысу. Это дачный посёлок, маленький, он ещё строится. У Кузьминых только один фундамент готов, у Поплавских вообще — забор, за забором кучей лежит песок, кирпич, разные доски. Поплавские пока в палатке ночуют.
Наша дача, конечно, готова. Мы в ней третье лето живём, ещё остались кое-какие отделочные работы, но это уже не в счёт.
А зимой тут вообще никто не живёт. Дома заметает снегом, зайцы бегают, обгрызают яблони, сливы — что им понравится. Деревья ночью скрипят, но никому не страшно. Ведь нет никого! И море трещит подо льдом. Ему не хочется замерзать, вот оно и трещит.
Мы прошлой осенью поздно с дачи уехали: уже был у берега лёд. Я сама слышала, как море трещало, а дальше, где льда ещё не было, даже как-то гудело со всех сторон. Я поскорей вернулась на дачу. Бабушка говорит: «Ты чего? Испугалась?» Ничего я не испугалась. Просто очень гудит. Это, конечно, ветер.
Потом мы с мамой уехали в Ленинград, я зимой в Ленинграде живу. А бабушка тоже с дачи перебралась на городскую квартиру, в свой город. Дедушка ещё раньше перебрался, потому что у него кончился отпуск, в школе уже были занятия.
Эта дача у нас получилась случайно. Никакой бы дачи у нас сроду не было! Кто, интересно, стал бы ею заниматься? А мы не миллионеры, чтобы дачу купить! Просто так получилось. Четыре года назад у дедушки в школе вдруг пошли неприятности. Ну прямо неприятность за неприятностью! Это просто свалилось на дедушку. Дедушка разгорячился, сказал: «Хватит!» Он тоже имеет право на отдых и чтоб ему не трепали нервы. И с работы ушёл. В конце концов, ему шестьдесят шесть лет! Это ему тогда было шестьдесят шесть, сейчас ещё больше.
Но без своей школы дедушка быстро скис. Это бабушка так считает: он буквально скис, хоть и держался молодцом. Конечно, дедушка всю жизнь работать привык, быть директором школы, и вдруг на тебе — пенсионер, надо на партсобрании сидеть в ЖЭКе, по месту прописки. Кого хочешь выбьет из колеи!
Именно тогда вдруг пришла эта идея: с дачей. И дедушка просто за неё уцепился. Он сам на даче всё делал — крышу, пол, даже камин. Конечно, сыновья ему помогали — дядя Гена и дядя Владик. Мой папа, хоть он тоже сын, дедушке не мог помочь. Он как раз тогда уехал на Север, на зимовку. И до сих пор зимует, даже летом. Я иногда говорю маме: «Почему папа так долго зимует?» А она смеётся: «Такая работа! Папа не виноват, что у него такая работа. У меня у самой такая».
Конечно. Я понимаю. У мамы такая работа — ботаник, надо всё время ездить, собирать всякие растения…
На даче тоже полно растений, можно их собирать. Я маме говорю: «Посмотри, какой иван-чай!» Она посмотрит: «Да, вымахал». Или скажу, чтоб она заинтересовалась: «Вон мятлик как светится!» А мама только улыбнётся: «Действительно, мятлик. Молодец, запоминаешь растения».
И сразу говорит: «Это что! Вот на Таймыре есть мятлик живородящий. Красота! Я тебе привезу». Конечно, у нас живородящего нет, тут уж ничего не поделаешь. Просто обидно. Даже скажу: «Ничего мне не надо привозить!» Но мама не замечает, что я обиделась. Вдруг как схватит на руки, как подкинет. «Это, — смеётся, — ты потому говоришь, что ты его не видала!» Очень мне надо его видеть. Мне просто надо, чтоб мама не уезжала.
Но я уже смеюсь — так она подкинула. Сильная мама! Ну что с ней поделаешь? Я уже давно поняла, что её интересуют именно те растения, которые растут далеко. И всё равно она уедет в свою экспедицию. Тем более что есть дача. И есть где меня оставить.
Мы с бабушкой всегда на даче долго живём, до глубокой осени. Уже дедушка давно уехал. Он работает! Только один год выдержал без работы, больше не смог. Опять работает в школе — учителем, это его дело. А директором дедушка ни за что не согласился, хотя его просили. Просто упрашивали!
А нам с бабушкой некуда торопиться. Мы печку на даче топим. Магазин в посёлке давно закрылся, и городской автобус больше не ходит, а мы всё живём. К нам лось на участок приходит и стоит под окном. Шевелит рогами, и тень от рогов рогатая. Хлеб берёт из рук. А летом лось ни за что не придёт!
Но в этом году мне его не дождаться. Я первого сентября в школу пойду, надо теперь поторапливаться. Мы форму уже купили. Ещё в Ленинград надо поехать, записаться в школу, мало ли что. До первого сентября только две недели осталось, а мамы всё нет. Даже писем давно уже не было. Бабушка говорит: «Дед, может, в городе лежит телеграмма?» — «Владик бы привёз», — говорит дедушка. «Сегодня бы привёз, а завтра забыл», — говорит бабушка. «Ну, тогда бы Геннадий привёз», — говорит дедушка. «Ишь ты! — смеётся бабушка. — Сколько у тебя сыновей! И на всех так надеешься?» — «Мало ли что бывает», — говорит дедушка. «Вот именно, — говорит бабушка. — На сыновей надейся, а сам не плошай».
Взяла и сама уехала. Мы вчера проснулись, а бабушки нет, блины на столе. Быстро вернулась. А телеграммы не привезла: нет телеграммы. «И я бы мог съездить», — сказал дедушка. «А у меня что? Не ноги?» — сказала бабушка. Взяла ведро и ушла в теплицу поливать помидоры. А между прочим, ей много ходить нельзя: врач предупреждал.
«Просто не знаю, как с ней и жить», — сказал дедушка. И пошёл на террасу — скоблить пол. «По-моему, такую бабушку нужно бросить», — сказала я ему вслед. «Так дети же глаза выцарапают», — засмеялся дедушка. «И внуки», — добавила я. «Про внуков уж и не говорю», — засмеялся дедушка.
Мы так всегда между собой разговариваем: просто шутим. Кто кого перешутит. Но бабушку никто не может перешутить.
Она у нас всегда так — никому не скажет, а сделает.
Прошлой зимой вдруг сорвалась, на дачу уехала и дедушку не предупредила. Он из школы пришёл, а дома никого нет. И обеда нет, это уж на бабушку никак не похоже. Дедушка сразу заволновался. Тем более на улице была самая настоящая метель.
Дедушка даже пальто не снял, скорее — за телефон. Всем стал звонить, спрашивать. Никто не знает! Вдруг бабушка входит: «Что за безобразие! Кто-то уже на телефоне повис — не дозвониться в дом. Не меня ли ищешь?» — «Тебя», — обрадовался дедушка, даже не пошутил. «Вот она я! — сказала бабушка и стряхнула с себя целый сугроб. — Да ещё с подарком».
Открыла сумку, и оттуда выскочил Ардальон. Большими прыжками стал бегать по комнате. Шерсть на нём волочилась до полу, глаза горели, как фонари, а над ушами вроде стояли кисточки. Будто Ардальон — рысь. Он вдруг прыгнул — повис на занавеске. Занавеска пискнула и разорвалась. Ардальон упал громко, на когти, и что-то крикнул.
«Это кто?» — удивился дедушка. «Котик, — засмеялась бабушка. — С дачи».
Тогда она рассказала.
Бабушка хватилась: у неё пропал паспорт. Весь дом перерыла! Это же позор — на старости лет. Потом думает: ладно, сам найдётся. А он не находится. Уже пенсию принесли, а паспорта нет. Вообще-то бабушке паспорт не нужен. Что ей, лодку брать напрокат? Но пенсия ей нужна. Что делать? Тут бабушка подумала: может, паспорт на даче остался? Делать ему на даче, конечно, нечего. Но кто знает! Документы любят оказываться в самых неподходящих местах. Это известно.
Дедушкин профсоюзный билет нашли однажды в стенных часах. Кто бы мог подумать! Дедушка сам эти часы заводит; он профсоюзный билет никак не мог туда положить. Что он — больной? Все остальные тоже не могли: дети выросли, мой папа вообще на зимовке, а внуки не доросли. Сам он, что ли, в часы запрыгнул? Всё может быть.
Бабушка побежала и ещё успела на утренний автобус.
Про метель она не подумала. Надеялась, что хоть какая-нибудь тропка через лес ещё есть. Ведь зимой от автобуса до нашей дачи идти больше четырёх километров. А тут метель! Тропки нет. Сугробы. Не возвращаться же!