— Но это и впрямь неплохое правило, Элисон, особенно в нашем жестоком мире.
— Саймон, — Элисон снова попыталась воззвать к его разуму, — ведь все это — просто шутки, правда? Подумай еще раз. — Она на мгновение взяла его ладонь в свою, но это прикосновение так изменило выражение его лица, что Элисон тут же отдернула руку.
Саймон убрал руки за спину, и по тому, как напряглись его мускулы, Элисон поняла, что он изо всех сил сжимает их. И отчего-то именно это усилие сдержать свою бешеную страсть напугало Элисон больше всего.
— Прошу тебя, давай покончим с этим ужасом, — умоляла она. — Отвези меня домой. Я…
— Нет!
Ответ прозвучал грубо, лаконично и непреклонно. Слова протеста застряли у Элисон в горле, и она с ужасом уставилась на него.
— Подумай хорошенько, о чем ты просишь меня, — усмехнулся он. — Я неделями думал о том, как ты приедешь сюда, мечтал об этом, видел это во сне, желал этого, и это сводило меня с ума. И вот ты здесь. И просишь отпустить тебя. Именно сейчас, когда мы вдвоем и никто не может помешать нам, кроме нас самих. Но я знаю, как превратить твое «нет» в «да»!
— Ты не сделаешь этого! — Элисон попыталась проскочить мимо, но Саймон тут же схватил ее и с победным хохотом прижал к себе.
— Ты же знаешь, что это бесполезно! Ты моя по праву, и тебе не удастся сбежать.
Элисон не ответила, только молча рвалась из его объятий, но он крепко держал ее. Она не знала, чье сердце так тяжело, гулко бьется в груди, но казалось, этот звук заполнил собой весь мир.
Тишина в доме. Тишина за его пределами. Километры, километры тишины, а посередине — Саймон.
Надо было быть полной дурой, чтобы попасться на эту удочку. И нечего искать виновного. Она должна была прислушаться к внутреннему голосу, который с самого первого дня их знакомства шептал ей, что оставаться с ним наедине — опасно.
Теперь поздно раскаиваться.
И вдруг она перестала сопротивляться и затихла, глядя ему прямо в глаза.
— Саймон, ты же не станешь… делать это… насильно? — прошептала она.
— В конце концов, никакого насилия не понадобится. — И хотела ли она этого или нет, но он поцеловал ее.
— Прошу тебя…
— Не надо больше сопротивляться. Просто выслушай меня.
— Не хочу.
— Но тебе придется. — Саймон мягко повернул ее лицом к себе. — Да чего на самом деле стоит твоя жизнь с Джулианом? Он дал тебе кров и деньги; но и я могу дать тебе кров, и каждый мой пенни будет твоим. Он дарит тебе свою хладнокровную привязанность; я буду всем сердцем любить тебя, преклоняться перед тобой. Три четверти времени он думает о другой; каждая моя мысль, каждое слово будут лишь о тебе одной, и ты сможешь сделать со мной все, что пожелаешь.
— Но я не люблю тебя, — устало прошептала Элисон, и Саймон невольно вздрогнул.
— Я заставлю тебя полюбить меня! — с жаром воскликнул он. — Бог свидетель, у меня хватит любви на двоих. Я дам тебе время, милая моя. Ты научишься любить меня так и тогда, когда пожелаешь.
— Время? — горько бросила она ему в лицо. — На сегодня, как я вижу, лимит исчерпан?
— А, это! — нетерпеливо отмахнулся он. — Если я вообще хотел что-то сделать, то это можно было сделать только так. У меня не было выбора. Но если ты останешься здесь, со мной, то я не буду принуждать тебя ни к чему. Поверь, — насмешливая улыбка тронула его губы, — я могу сдерживать себя. Знаю, знаю, ты думаешь иначе. Но ты не права. Останься, и сама увидишь. Будешь делать, что душе угодно, спать, где угодно, если ты это хотела услышать. Только вот Джулиан должен узнать, что ты провела ночь здесь, и пусть он сам делает из этого выводы. Это выход из положения. Неужели ты не понимаешь, что это единственный выход из положения? И такой простой.
Элисон на мгновение встретилась с ним глазами, а потом опустила взгляд. И Саймон понял, что впервые за все это время его аргументы нашли путь к ее разуму, а не только до смерти пугали ее.
Неожиданно Элисон закрыла лицо руками:
— Я не могу, Саймон. Не могу. Я слишком сильно люблю его.
— Но я заставлю тебя разлюбить его и полюбить меня!
— Это не то же самое.
— Конечно. У нас все будет иначе. Это будет надежно, прекрасно и величественно. Элисон, возможно, так будет лучше и для него самого.
— Если бы я была в этом уверена… — Руки Элисон безвольно опустились, а взгляд блуждал. Огромные глаза казались темными блюдцами на бледном как полотно лице.
В комнате снова повисло тягостное молчание, и тишину нарушало только биение их сердец.
И вдруг откуда-то издалека донесся совсем другой звук — рев несущейся на огромной скорости машины. Вот мотор натужно загудел, наверное, автомобиль карабкался вверх по склону холма. Потом он явно спустился в ложбинку, и почти все стихло.