— Ого! Какой хмурый стал! — сказала Марианна и, помолчав, спросила: — А ты любишь своих родителей?
— Да, — сказал Анисим. — А что?
Марианна вздохнула.
— Счастливый… А я — нет. Я их приблизительно с четырнадцати лет совсем не люблю. Убеждаю себя, что надо любить, и ничего не могу поделать. Ведь родителей полагается любить, а я их иногда просто ненавижу. Они мне абсолютно чужие люди. И Борьку тоже терпеть не могу. А что делать, если родители у тебя мелкие и не заслуживающие уважения люди? А?
— Не знаю, — сказал Анисим. — Мне не приходилось над этим задумываться.
— Ты не видишь в своих родителях никаких недостатков?
Анисим пожал плечами.
— Бывает.
— Но в целом как люди они тебе понятны? Ты их принимаешь?
— Да. Конечно.
— А я — нет. Мы с ними на все в жизни смотрим по-разному. А ты счастливый, раз любишь и уважаешь их. Потому что, знаешь, это тяжело… не любить своих родителей. Совестно даже бывает. Но ведь они тоже жестокие: взяли и испортили мне свадьбу.
Она говорила все это тихо, спокойно, продолжая улыбаться, легонько притопывая сношенной туфелькой, чуть-чуть поводя плечами. И веселая мелодия, что звучала сейчас в ней, совсем не подходила к ее печальным словам.
— А Олежка все равно уже мой муж. И через семь месяцев у нас будет ребенок.
Ее откровенность была непонятна Анисиму и смущала его. Марианна тихонько засмеялась, глядя снизу вверх на Анисима своими невинными глазами.
— Я нарочно им про это не говорила, чтобы они не подумали, будто я надеюсь на их жалость. Получат все сразу: предъявлю паспорт со штампом и об остальном расскажу.
Странно, подумал Анисим. Любая другая девчонка нервничала бы, боялась. А эта довольна и веселится…
— Да, — сказал он вслух, — такая дочка — подарок для родителей. Извини, конечно.
— Еще какой подарок, — охотно согласилась Марианна.
— А где вы будете жить? — спросил Анисим.
— Не знаю, — беззаботно сказала Марианна. — Во всяком случае, не с ними.
— У Олега с матерью одна комната.
— Знаю, — сказала Марианна.
— А есть что будете? Деньги где будете брать? Отца у Олега нет, а мать медсестра, он студент.
— Сейчас есть не модно, — засмеялась Марианна. — Если следовать американской очковой диете, на двоих в день нужен рупь.
— Все-таки непонятно, как вы собираетесь жить… Ну, например, куда вы пойдете сейчас, после загса?
— Сначала ко мне, — сказала Марианна. — Предъявим родителям паспорта со штампом, а потом… потом — на все четыре стороны.
— Непонятно, — упрямо повторил Анисим.
— Сколько тебе лет? — неожиданно спросила Марианна.
— Восемнадцать.
— На два года моложе нас с Олегом, а рассуждаешь как старичок: ку-у-уда, ка-а-ак? А я поняла: знаешь, сколько люди теряют оттого, что рассчитывают все наперед? Прикинут, подумают — не получается. И отказываются… Впрочем, понятно: ты еще не любил по-настоящему. А когда полюбишь, учти мой совет: ничего заранее не прикидывай. Само образуется.
— На несколько дней я могу дать вам ключи от нашей квартиры, — сказал Анисим. Ему мельком вспомнилось лоснящееся от крема, разгневанное лицо Людмилы Захаровны. Ну и черт с ней!
— Видишь, уже образовывается! — серьезно сказала Марианна.
Из дверей загса выскочил Олег, — именно не вышел, а выскочил. Вид у него был взъерошенный и злой.
— Кажется, возникли новые осложнения, — с непонятным удовольствием сказала Марианна. — Что случилось, Олежек?
Но Олег не стал отвечать на ее вопрос, кинул на ходу:
— Пошли отсюда.
Через пять минут они втроем опять сидели на той же садовой скамейке в сквере.
Осложнение, возникшее в загсе, оказалось полной неожиданностью. Когда Анисим увидел выскочившего из подъезда Олега, он подумал, что тот наскочил в загсе на Бориса с приятелями. Но дело оказалось совсем в другом. Женщина, занимавшаяся регистрациями браков, оглядела Олега в его синей рубахе и джинсах и сказала: «Что-то ты, голубчик, не похож на жениха. Где невеста? Без родителей пришли? По паспорту тебе двадцать, а на вид больше семнадцати не дашь. Подозрительная какая-то свадьба: и вид не жениховский, и родителей нет. Вы что, сироты казанские, без родителей? Метрику захватил?.. Нет? Ну, так вот: без метрики я тебя регистрировать не буду. И невеста пусть метрику принесет. Или родители, или метрики».
— Бюрократка чертова, — возмущенно сказал Олег. — «Голубчик», «сироты»… Я ей говорю, что она не имеет права требовать метрики. По закону нужны только паспорта, а она — свое… «И очки, говорит, твои меня не обманут. Ты их небось для возраста нацепил. С чужого носа. Вон они на тебе еле держатся». Будь они прокляты, эти очки! И еще, оказывается, нужен второй свидетель. И… гербовый сбор. — Он помолчал. — А у меня не хватает двух рублей.