Они подошли, и стали полукругом, и некоторое время молча разглядывали Анисима и Олега. А потом внезапно Борька, сделав шаг с подскоком, ловко снизу ударил Олега прямо в «солнышко». И сразу отскочил назад. А Олег скорчился и не упал, а лег на землю — поэтапно: сначала согнулся пополам, потом стал на колени, а потом уже лег на бок и положил голову на асфальт.
А Борька, когда отскочил назад, выдохнул злым шепотом: «Тихо». И тогда трое других шагнули к Анисиму. Анисим отступил, прижался спиной к стене. И началась карусель. Они не торопились и делали все по системе: наскакивал один, а ударял другой, внезапно выныривая из-за спины переднего. Первый удар пришелся Анисиму в бок, и сразу перехватило дыхание, и захотелось лечь рядом с Олегом… Били в полную силу, но лица у нападавших были спокойные и вроде даже благожелательные. И все время, пока это продолжалось, Анисим только старался уклониться от свистящих в воздухе квадратных кулаков и не бил, а только отмахивался. Ему всегда было противно бить кого-нибудь в лицо.
Борька вертелся где-то на втором плане и все пришептывал; «Тихо-о! Тихо-о!» Потом у Анисима от удара затрещали зубы и верхняя губа сразу онемела, как после новокаина у зубного врача. А следующий удар пришелся в глаз. И тут сквозь звон в голове, суматошные крики старух и детский гвалт Анисим услышал милицейский свисток. Борька и дружки дунули в разные стороны, и Анисим тоже побежал, перепрыгивая через кусты и штакетник. Рассчитывать на то, что милиционеры станут разбираться, кто прав, а кто виноват, было рискованно. Участие в драке — и все. А кто прав, кто виноват — дело десятое. Кто попался, тот и отвечай. И Анисим бежал, не разбирая дороги, а потом лежал за пыльным кустом и, ощупывая разбитую губу и глаз, с удивлением и тоской думал о том, что еще утром ему не приходило в голову, что его сегодня будут бить где-то в Медведкове, а потом он с разбитым лицом будет прятаться в замусоренном палисаднике от милиции. И все это вместо того, чтобы сидеть у себя на даче на веранде или в гамаке бабки Усти и готовиться к завтрашнему экзамену. И от этих мыслей стало так досадно и так жаль себя, что он в какую-то минуту был готов вылезти из-за кустов и «отдаться в руки правосудия». Пусть повезут в милицию, пусть обреют и дадут пятнадцать суток. По крайней мере все сразу разрешится и с завтрашним экзаменом, и со всем остальным…
Олега милиционеры не забрали. Он в момент их появления все еще лежал на земле, подтянув к подбородку острые колени, а рядом валялись его очки, и вид у него был явно не бойцовский. И милиционеры подняли его с земли и помогли ему отряхнуть пыль с одежды. А один из них подобрал очки Олега и нацепил ему их на нос. А потом милиционеры ушли, потому что драка парней не была для Медведкова таким выдающимся событием, чтобы в лютую жару шарить по кустам, разыскивая разбежавшихся, и составлять протоколы.
Когда ехали обратно — в трамвае, а потом в троллейбусе, — все с подозрением смотрели на разбитое лицо и порванную рубаху Анисима, а он очень хорошо представлял себе, как выглядит в эти минуты, и погибал от стыда.
…Марианна, притопывая в такт, дула на мокрую тряпочку, чтобы охладить ее, и совсем не выглядела огорченной. А Олег ворчал и вздыхал на диване, растирая живот.
— Почему ты не выбил Борьке зубы?
— А почему я должен был выбивать ему зубы? Я ведь его совсем не знаю. И он мне ничего плохого не сделал, — сердито сказал Анисим.
— Ха-ха! Ничего не сделал? Пойди и посмотри на себя в зеркало!
— У него были для этого основания. Или он так считал, — сказал Анисим. — А у меня — нет.
Олег возмущенно привскочил на диване:
— Святой дурачок! Толстовец! Непротивленец! Почему ты не подставил для удара и правый глаз?
— Не успел, — хмуро сказал Анисим. — Милиция помешала. А вообще, отвяжись от меня. Сам и выбивал бы им зубы. А то провалялся на земле, как мешок… Извини.
Анисиму было обидно. Второй раз за сегодняшний день его обзывали святым дурачком. Один обозвал святой коровой и унес магнитофон. А этот втянул в драку и теперь ругается.
Как показаться в таком виде родителям? И это — накануне экзамена, на который они возлагают такие надежды! Впрочем, отец, кажется, с самого начала не надеялся, что Анисиму удастся сдать экзамены. А мать уверена, что если он попадет в армию, то весь срок проведет на «губе»… Что ж, вполне может быть. Потому что он, наверное, и в самом деле дурачок.