Веселый вечер предстоит ему сегодня! И что скажет Рита, увидев его?
Марианна помахала в воздухе мокрой тряпкой, как платочком в танце, и, привстав зачем-то на цыпочки, опять приложила его к глазу Анисима. Он разгневанно мотнул головой:
— Довольно! И перестань, наконец, петь!
Марианна удивленно распахнула свои безмятежные глаза.
— А я и не пою! Ты что?
— Да, да. Извини, — сказал Анисим. — Только хватит компрессов. Все равно уже ничего не поможет.
Олег сел на диване, пригладил ладонью свои взъерошенные волосы, поправил очки. И снова стал обычным Олегом, высокомерным и смешным одновременно. И Анисим подумал, что зря злился на него. Что бы Олег делал один там, в Медведкове? Те четверо запросто изувечили бы его. В конце концов, он попросил Анисима всего лишь о дружеской услуге. Подумаешь — глаз и губа! А Олег без него вполне мог оказаться у Склифосовского.
— Давайте есть колбасу и пить вино, — бодро сказал Олег. — Марианна, позаботься! Нарежь, накрой, разлей!
— Он уже командует! — Марианна засмеялась тихо и с удовольствием. — Нарежь сам… Как мы договаривались?
— Она хочет жить по рекомендациям популярных статей, — сказал Олег. — Муж и жена после трудового дня вместе стирают, нянчат детей и варят семейный борщ… Я объяснял ей всю невыгодность для нее равноправия. Не верит… Нет равноправия, и мужчина — рыцарь. Цветы, шоколадки, поклонение. А как я могу чувствовать себя рыцарем по отношению к женщине, которая заставляет меня мыть кастрюли?
Олег говорил и смотрел на Марианну сквозь свои толстенные линзы влюбленными глазами. И она ответила ему таким же взглядом.
— Про цветы ты все равно забудешь, миленький! Так что тебе предстоит мыть кастрюли.
Они говорили об одном, а думали явно о другом. Забыв об Анисиме, тянулись друг к другу взглядами и голосами. И Анисиму стало неловко видеть эти затуманившиеся взгляды и слушать эти придушенно-интимные голоса.
Платье и туфли на платформе преобразили Марианну. Оказывается, она была красивой. И, пожалуй, красивей Риты, с досадой подумал Анисим. Впрочем… Он опять почувствовал, как жар заливает ему лицо и уши. Впрочем, в Марианне не было той прочной стати, которая была в Рите. В общем-то Марианна была пигалицей.
— Хо-о-очу колбасы! — томно пробубнил Олег.
— Тот, кто хочет колбасы, сам об этом позаботится! — ласково сказала Марианна.
Анисиму надоела эта игра. И несмотря на все волнения нелепого, нескончаемого жаркого дня и боль в голове и в боку, ему хотелось есть. Он встал и молча пошел на кухню за столовыми приборами и тарелками.
На кухне было душно, как в теплице. И по-прежнему размеренно стучали капли воды из крана. Рокот проспекта звучал все так же мощно, но на детской площадке было тихо — время приближалось к четырем, и дети, съев котлеты и манные кашки, спали в своих кроватках. И Женька-слесарь, наверное, спал, исчерпавшись в одиноком веселье.
Интересно, что еще сегодня со мной случится, — подумал Анисим, вытирая ладонью запылившиеся за лето на полке тарелки. И мысли его опять вернулись в лес, на поляну… Наверное, они уже ушли оттуда, и то непоправимое, что могло там произойти, наверное, уже произошло. Ведь Рита, если захочет, вполне может спровадить Татьяну в поселок и остаться с Сергеем Петровичем наедине… Анисим замер с тарелкой в руках и закрыл глаза. И отдаленный шум проспекта сразу зазвучал еще мощней, и тяжесть в голове усилилась и стала совсем нестерпимой. Анисим с отчаянием подумал, что сейчас уже бессмысленно мчаться на дачу и бежать в лес, потому что уже ничего не поправишь. Поздно!
Он стоял посреди кухни, сжимал в темных сильных руках тарелку, и ему вдруг захотелось завыть тонко и протяжно — выдохнуть из себя распиравшую голову и грудь боль. Почему он такой невезучий, нелепый?
Когда Анисим вернулся в комнату, Марианна сидела на диване рядом с Олегом. Они сидели молча, взявшись за руки, и посмотрели на Анисима как на чужого, который неизвестно почему вдруг вломился к ним в дом.
Анисим со стуком поставил на стол тарелки.
— Садитесь к столу.
— Подвинь стол к дивану. Так будет удобней, — распорядился Олег.
Анисим покорно с грохотом поволок стол через комнату.
Когда колбаса была нарезана, а вино разлито по бокалам, Марианна оглядела стол, потом распухшее лицо Анисима и сказала с неожиданной печалью: