Где этот проклятый подвал, в который она отправилась, в каком конце бесконечно огромной Москвы? Не найти. Она потом сама скажет ему — где, непременно скажет. Такой у нее характер. А сейчас уже ничего не поделаешь.
Мужчине не полагается лить слезы или кататься по земле в отчаянии. Может быть, поэтому у мужчин чаще, чем у женщин, разрывает сердечную аорту. И с ними случается модная болезнь века — инфаркт миокарда.
Варвара налила по второй рюмочке коньяка.
— А теперь — на радостях, — сказала она.
Вероника, причесанная, припудренная, с опухшими от недавних слез глазами, слабо улыбнулась ей в ответ. Она сидела, обессилев, откинувшись на спинку кресла…
Врач, та самая женщина, что бездушно сосала тогда карамельку, сказала ей в трубку: «Поздравляю вас. Профессор просил передать, что все в полном порядке. Он вчера сам смотрел снимки». И тут с Вероникой началась истерика. Ни разу в жизни с ней не было такого. Лающие крики исторгались из ее груди, ей было стыдно их, но она ничего не могла поделать с собой.
Варвара не останавливала и не успокаивала ее. Она только плотно закрыла дверь из кабинета в приемную и сказала:
— Ничего, поплачь, покричи. Выпусти все из души.
Потом Вероника плакала в умывальной, припав лбом к холодной кафельной стене. Но это уже были тихие слезы облегчения…
Коньяк медово светился в рюмках. Шелестел кондиционер. Тишина и прохлада, царившие здесь, постепенно возвращали силы. Вероника щурила воспалившиеся от слез глаза, и в ушах ее снова и снова, как счастливое заклинание, повторялись слова, сказанные врачом: «Все в полном порядке. Поздравляю вас». Голос женщины был мягок и исполнен участия. Она произнесла эту фразу с облегчением. Да, да, Вероника, несмотря на все напряжение минуты, уловила в чужом голосе это чувство облегчения. И не смогла сдержать рыдающего крика. Бывает, что сочувствие вдруг лишает последних сил и исторгает из души боль, дает ей выход. Можно сдержать слезы под ненавидящим или равнодушным взглядом. А сочувствие, как лекарский скальпель, ранив, вскрывает набухшую вену. И потом наступает облегчение… Врач, услышав ее вскрик, сказала: «Что вы? Успокойтесь. Я ведь говорю, что все в порядке». — «Да, да, — пробормотала Вероника. — Большое вам спасибо…» И взгляд узких темных глаз Варвары был искренне радостным. И под этим взглядом тоже можно было не сдерживаться и дать выход всему, что накопилось в душе за две недели. И Вероника не выдержала…
Сейчас она сидела, откинувшись на спинку кресла, и тишина и прохлада физически ощутимо проникали в ее измученное тело, возвращали ему силы.
Она думала: значит, этой неприветливой женщине в белоснежном, слишком белоснежном халате тоже было трудно в ту минуту, когда она, сидя с карамелькой за щекой над дымящейся чашкой чая, сказала ей: «Ждите. Мы не боги». Две недели время от времени в душе Вероники рождались похожие на молитву о пощаде слова, обращенные к этой чужой женщине. Сейчас в душе опять складывалось что-то похожее на молитву, но это уже была молитва благодарности за добрую весть. И главное, за то — как она сообщила эту весть. Боже, думала Вероника, почему люди так часто не чувствуют, что на свете нет ничего ценней, чем душевное понимание — пусть короткое, пусть секундное и мимолетное, пусть между совсем чужими людьми, которые потом, после этого, навсегда останутся чужими — встретились, услышали друг друга, улыбнулись и разошлись навсегда. Но эта искра, мелькнувшая между двумя открытыми душами, как между кончиками двух оголенных проводов, способна осветить самую глухую, самую необъятную ночь. И ничего драгоценней этой искры у человечества нет. Все великое рождено заложенной в ней могучей силой. Говорят, чем больше мужчина и женщина любят друг друга, тем талантливее у них рождаются дети… Ох, дорогие люди! Любите друг друга, жалейте друг друга. Великое чувство жалость. Прометей добыл огонь из жалости к мерзнущим во тьме…
Варвара пододвинула по полированной поверхности стола к Веронике рюмку с коньяком:
— Давай, Вероника! За счастье, за здоровье. За то, чтоб многие годы у вас все было хорошо.
Они выпили. Варвара со стуком поставила свою рюмку на стол. Она продолжала улыбаться, но Вероника неожиданно уловила в ее улыбке легкую грусть.