Анисиму были знакомы эти предвечерние приметы поселка: пахучий самоварный дымок, цокающий стук мячей настольного тенниса, разнообразные голоса магнитофонов, транзисторных приемников, телевизоров, уханье волейбольного мяча и, изредка, гудок теплохода с канала. В конце дня эти гудки казались Анисиму не такими, как утром или в полдень. Вечером они казались печальными.
Анисим и Рита ехали молча. Крутить педали было тяжело, каждое движение отдавалось болью в боку, но Анисим преодолевал боль и неутомимо нажимал на педали, и ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось: вот так, час за часом, крутить педали и чувствовать плечом прикосновение Ритиного тела. От Риты все еще пахло дымом костра. Старухи в белых платочках смотрели им вслед.
К Ритиной даче от луга надо было ехать вправо, но Анисим свернул влево, к станции, — просто так, без всякого плана. И Рита ничего не сказала.
Они проехали одну улицу, другую, выехали на привокзальную площадь, сделали круг по ней. Проехали мимо деревянного павильона «Пиво — воды», мимо табачного киоска, галантерейных палаток, булочной.
— Куда мы едем? — спросила Рита.
— Не знаю, — смущенно признался Анисим. И добавил, хотя ему стоило огромных усилий выдавить из себя эти слова: — Я не хочу, чтобы ты уходила.
— А я не уйду, — сказала Рита. — Я пока не тороплюсь. Мне через час надо быть дома. Мать велела. Дядя с теткой в гости приедут. Мать хочет, чтобы я перед ними выступала как порядочная, чаем их поила: «Скушайте, дядя, пирожок, отведайте, тетя, варенья…».
Они проехали мимо привокзальных киосков, и Анисим свернул в первую попавшуюся глухую просеку.
Здесь было пусто, тихо и сумеречно. Солнце уже ушло отсюда и светило только в конце просеки. А там Анисим увидел белую козу и рядом с ней неподвижно стоящего отца.
Это было неожиданно и непонятно. Как попал сюда отец, что он здесь делал?
Анисим резко затормозил и, чтобы удержать велосипед в равновесии, ухватился за забор.
— Ой, что ты? — испуганно вскрикнула Рита.
— Ничего… Тихо, — шепотом приказал Анисим.
Отец стоял в задумчивости и смотрел на козу. А коза, отпрянув в сторону, натянув веревку, смотрела на него. На отце был его темный костюм и галстук. И он очень странно выглядел рядом с козой, они очень не подходили друг другу. И было непонятно, почему отец — такой городской с виду, солидный человек — стоит и в печальной задумчивости разглядывает эту худущую, ничем не примечательную, вполне обыкновенную козу. А то, что задумчивость отца была печальной, Анисим почувствовал сразу. Что-то произошло с отцом, иначе как бы он оказался здесь, в стороне от их дачи, в неурочное для прогулок время?
— Кто это? — уже тоже шепотом спросила Рита.
— Мой отец.
— Я его утром видела, когда мы шли в лес… С ним была женщина. Остроносенькая такая, с челочкой.
— Это моя мать, — прошептал Анисим.
— Они нас очень рассматривали… Представительный гражданин, — сказала Рита и почему-то тихо вздохнула.
Анисим сидел напружинившись, готовый в любую секунду, если отец обернется, нырнуть за спину Риты.
Он не боялся, что отец увидит его с девушкой на раме велосипеда. Он почувствовал, что отцу будет неприятно и неловко, что он застал его сейчас, здесь.
Отец стоял в конце просеки и показался Анисиму, как и недавно в ночи, бесконечно одиноким. Но тогда он, кажется, был счастлив своим одиночеством, и Анисим, бесшумно следуя за ним в густой, теплой тьме, прислушиваясь к его тихо напевающему голосу, боялся нарушить это короткое и хрупкое счастье. А сейчас было совсем другое. И у Анисима сжалось сердце. И, прячась за спиной Риты, он с горечью подумал, что почему-то нельзя подойти к отцу и спросить, что же случилось с ним и чем ему помочь.
Одиночество отца требовало еще большего уважения, было еще более неприкосновенно, чем одиночество в той ночи. Нельзя было даже просто попасться ему сейчас на глаза. Анисим чувствовал это.
— Чего это он? — шепнула Рита. — Что он, козы живой никогда не видел?
— Помолчи, — оборвал ее Анисим. — Не надо… Извини.
Рита смолкла. Отец, отвернувшись наконец от козы, шагнул в освещенное солнцем пространство, пересек его и вошел в следующую, тоже сумрачно затененную деревьями просеку. Но шел он не к дому, а в сторону от него. Наверное, опять к полковнику Кравцову, подумал Анисим.
Отец шел, как всегда, неторопливо, он вообще не терпел спешки и суеты. Он не пополнел с годами, не ссутулился, походка у него была легкой, и, глядя в его ровную спину, Анисим подумал, что издали отец выглядит совсем молодым человеком.