От этих слов щеки Анисима побагровели. И он решился. Он увидел совсем близко светлые, смеющиеся глаза Риты, но только на одну секунду, потому что она предугадала его движение и, быстро взяв его за подбородок, властно повернула его голову обратно.
— А ну, сиди смирно. Не будь, как все, цапучкой… Вот так: ручки на коленки. Умница.
Она отстранилась от него, села, выпрямившись. Вздохнула. И сказала безо всякой связи с предыдущим:
— Ненавижу дачную местность. Тоска. Кусты, заборы. И все время — на глазах у матери… Эх, сейчас бы на улицу Горького!
Анисим молчал, Он обвел глазами кусты, заборы, прозрачные и легкие в сумерках деревья за ними — то, о чем говорила Рита. Но все это не вызывало у него неприязни. Он подумал о том, что пока они сидели здесь, время незаметно и быстро перескочило вперед — солнце в конце просеки погасло, сумерки погустели. Где-то далеко остались — загасший костер, Сергей Петрович, Татьяна. Завороженный близостью Риты, Анисим не заметил, как куда-то делось время и целый большой отрезок его сгинул, выпал… И сейчас Анисим словно возвращался обратно после глубокого сна.
Рита сидела молча, а потом сказала опять без всякой связи с предыдущим и очень будничным, спокойным голосом:
— Я, наверное, замуж за Сергея Петровича выйду. Он мне намекал сегодня.
— Как так? — ошеломленно пробормотал Анисим. — После всего, что случилось в лесу?
Рита тихонько засмеялась.
— А что случилось? Я ему скажу, что увела тебя, его спасая. Чтобы ты его не убил… Поверит.
— Поверит?
— Ага, — убежденно подтвердила Рита. — Обязательно поверит… Вы все мужички — дурачки доверчивые, если с вами по-ласковому.
Она с усмешкой покосилась на Анисима, помолчав, сказала все тем же будничным, деловым тоном:
— Меня мать замучила. Каждый шаг контролирует. А замужняя, какой бы у нее муж ни был, всегда самостоятельней, чем дочка на выданье. Пора и мне самостоятельной становиться.
Анисим сидел потрясенный. И не столько тем, что говорила Рита, сколько будничностью ее тона. Рита встала, вскинула вверх тонкие, оголенные до локтей руки, с удовольствием потянулась всем телом.
— Хватит. Пошли отсюда.
Анисим сидел сгорбившись.
— Ну, чего ты? — сказала Рита. — Я ведь не сейчас побегу за него замуж выходить. Может, когда-нибудь, через полгода.
— Но как же так? Ты что, любишь его?
— А разве, чтобы замуж выйти, обязательно надо любить?
— Наверное, — пробормотал Анисим.
Рита посмотрела на него с откровенным пренебрежением. Ее круглое, красновато-кирпичное от загара лицо с блестящими скулами и маленьким острым подбородком снова стало самоуверенно-жестким, непроницаемым. И Анисим опять, как утром, у реки, подумал, что они с Ритой — словно из разного племени. И никогда им не понять друг друга.
— А что мне, за тебя, что ли, замуж выходить? — сказала Рита. — Ладно. Вставай. Поехали. Пора мне.
Она пошла к велосипеду. Выкатила его на дорожку, наклонив, присела на раму.
— Ты ведь хотела пешком, — сказал Анисим.
— Я уже отдохнула. А так быстрей.
И опять Рита была в кольце его рук, близко от него, и он чувствовал плечом ее горячую спину. Но радость ушла. И запах костра, исходивший от ее волос, стал горек, неприятен и враждебен. И запоздалый гнев снова начал закипать в нем, возвращаться к нему. Он увидел Сергея Петровича, сидящего пухлым задом на голых розовых пятках, и почувствовал его лицо под костяшками сжатых в кулак пальцев, и вспомнил, как тот валялся потом на земле и ошалело мотал головой…
Коза в конце просеки при приближении велосипеда шарахнулась в сторону, натянула веревку, посмотрела на Анисима и Риту желтыми, загадочными в погустевших сумерках глазами.
— У-у-у, чучело рогатое! — зло сказала Рита.
Велосипед подскочил на колдобине, и Рита охнула.
— Эй, тише ты! Разогнался!
Прозвучали эти слова грубо. И Анисим уловил в голосе Риты те же самые, новые для него хозяйские нотки, что насторожили его, когда она разговаривала в лесу с Сергеем Петровичем.
— Езжай к своему дому, — распорядилась Рита. — А дальше я одна пойду.
— Почему? Ведь далеко. Я довезу.
— Не надо. Тебе нельзя сейчас моей матери на глаза попадаться. У тебя вообще вид дикий. Сколько в тебе, метра два? А теперь этот фонарь под глазом… Приедешь домой — погляди на себя в зеркало. Ни одна мамочка не обрадуется, увидев такого возле своей дочки.
— Мне все равно, что обо мне подумает твоя мать, — с раздражением и обидой сказал Анисим.