Анисим хмыкнул.
— Что ты усмехаешься? — строго спросила Вероника.
— Ничего, — сказал Анисим. — Ты и сама не заметила, как уже согласилась, что забор будет стоять.
— Ну и что? Не драться нее нам с этим старым жуликом?
— Можно было бы и подраться, — сказал Анисим. — Только действительно не из-за чего.
— Тише! — прикрикнула бабка Устя. — Передают погоду. — Она грозно подняла вверх руку с зажатой в тонких, бледных пальцах шестеркой треф. — На востоке страны — семнадцать, восемнадцать… в Прибалтике… Курорты Крыма… Тихо, сейчас будет Москва и Московская область…
Музыка, под которую передавали прогноз погоды, нравилась Веронике. Но она всегда навевала на нее грусть. И сейчас Вероника вдруг подумала, что сегодняшний счастливый исход ее двухнедельных мучений — это только временная отсрочка. На сколько? На три года? На десять лет? Настанет день, когда не будет счастливого исхода… Для нее или для Андрея? Ведь в супружестве всегда кто-нибудь один хоронит другого. Эта отчетливая, холодная и жестокая мысль в одну секунду, словно петля, захлестнула душу Вероники.
Вероника упрямо тряхнула челкой, зажмурилась, сказала себе: три года так три года — все равно счастье. А если десять — так великое счастье. И слава богу! Слава богу! Не смей думать об этом, не смей! Гнусность все эти мысли! Радуйся счастью!
Бабка Устя сидела, застыв с поднятой в руке шестеркой треф, внимательно вслушиваясь в голос телевизора за тонкой дощатой стеной… Сегодня она выглядит неважно, подумала Вероника. Но, слава богу, дымит, и, значит, все в порядке. И Аськины синяки — мелочь. Все в порядке, все живы-здоровы. Счастье!
Было обидно, что Андрей где-то задержался. Именно сегодня особенно хотелось, чтобы он был рядом. Но ведь он предупредил, что задержится. И она сама все сделала для того, чтобы он ничего не знал, ни о чем не подозревал. Поэтому только для нее этот день был днем великого испытания. И только для нее он стал днем большого счастья. А для Андрея это вполне заурядный душный день в конце лета. И вечер как вечер, обыкновенный, можно и не торопиться домой.
— Ну вот, — разочарованно сказала бабка Устя. — «Возможны кратковременные дожди». А когда — днем или ночью? И будут ли вообще? Ничего не поймешь… Аська, выключи к черту этого крикуна!
— Хорошо, — сказал Анисим. — А потом я пойду спать. Можно?
Он встал. Вероника снизу вверх посмотрела на него.
— В кого ты уродился такой огромный?
— Ни в кого, — сказал Анисим. — Наукой еще не разгадано, почему мы все по всему миру выросли такие высокие. Предполагают, что от хорошего питания.
— От хорошего питания вы все выросли строптивые и своевольные. Это уж точно, — сказала Вероника. — Опять будешь ночевать в мешке под кустом?
— Естественно.
— Ты ведь уже взрослый человек. Пора кончать с этим мальчишеством.
— Странно, — сказал Анисим. — Ты всегда напоминаешь мне о том, что я взрослый, именно когда я поступаю не по-твоему, а по-своему. Извини, не вижу логики.
— Ладно, иди, — благодушно сказала Вероника. — У меня своя логика, материнская, и тебе ее не понять.
Когда Анисим ушел, Вероника сказала:
— Ты потакаешь мальчишке, мама, и он совсем разболтался.
Бабка Устя обиженно поджала тонкие губы.
Из комнаты донесся рев болельщиков с мадридского стадиона. Потом телевизор смолк — Анисим выключил его. Но рев болельщиков несся теперь со всех сторон из вечерней тьмы, — видимо, весь поселок засел у бледно мерцающих экранов телевизоров.
— Как прошел день, мама? — спросила Вероника.
— Как всегда, — сказала бабка Устя.
— Ты сегодня неважно выглядишь.
— Я уже лет двадцать неважно выгляжу, — иронически сказала бабка Устя.
Приехав из города, Вероника часа два провозилась с хозяйством. И теперь усталость целого дня навалилась на нее. Она крепко потерла маленькими ладонями лицо, пригладила челку.
— Почему сегодня такой праздник? — бабка Устя кивнула на стол. — Что случилось?
— Ничего, — сказала Вероника. — Я подумала, что жизнь стала однообразной и надо хоть иногда и даже без всякого повода устраивать себе праздники… В субботу я хочу позвать гостей, человек двадцать. Пусть будет шум и гам, как в молодости. Ведь это безобразие: живут рядом, в том же городе, близкие люди, друзья, с которыми прошла вся жизнь, молодость, а теперь не видимся годами. К черту все дела! Всех соберу, устроим детский визг на лужайке, будем печь картошку.