Язык пламени больно лизнул ладонь Анисима, но он не убрал руку, дождался, пока отец вошел на веранду.
Голоса болельщиков взорвались в далеком ликующем крике, потом все стихло, — видимо, атака испанцев сорвалась. Донесся разговор с веранды: что-то сказал отец, что-то оживленно ответила мать, и бабка Устя что-то сказала, но слов было не разобрать. Мать засмеялась, и смех ее непривычно нежно прозвучал в темноте. Интересно, подумал Анисим, отец опять не скажет матери, что был у Кравцова?.. Анисим подумал об этом мельком, и мысли его снова вернулись к Рите… Он вспомнил, как на глухой просеке Рита внезапно обхватила его рукой за шею и поцеловала в губы. Но почему-то неприятно было вспоминать этот поцелуй.
Анисим нашаривал в темноте сухие маленькие ветки, ломал их и, когда огонь ослабевал, подбрасывал в костер — постепенно, по тоненькому прутику.
Он не заметил, как крики болельщиков оборвались окончательно и по поселку зазвучала музыка. Кончился первый тайм, и в перерыве показывали мультфильмы…
Анисим снова подумал о том, какой странный был у него сегодня день… Он не любил ссор и драк, они всегда были противны ему. Но вот под веселую трель милицейских свистков ему пришлось сегодня прыгать через штакетник где-то в Медведкове, куда он ни сном ни духом не собирался заезжать, а потом прятаться за кустом на замусоренном городском газоне… Владик и магнитофон, неожиданные постояльцы в их городской квартире — Олег и Марианна… Завтрашний экзамен, которого не будет. И снова драка, уже в лесу…
Анисим потер о колено тронутую огнем ладонь. Маленький костер, набрав силу, уютно потрескивал в темноте. Вдруг со стороны дачи Удочкина зазвучали голоса. Сначала у калитки Удочкина остановилась машина, свет ее фар просочился сквозь кусты. Машина пофыркала мотором и смолкла, и фары погасли. А потом раздались голоса — мужские и голос дочери Удочкина. Но и тут слов было не разобрать. Анисим только почувствовал, что голос у дочери Удочкина напряженный и взволнованный. Какие-то люди быстро прошли в темноте от машины к даче. И опять все смолкло. И опять Анисим остался один, наедине со своим костром…
Рита обняла его за шею и поцеловала. Рука ее была властной и грубой. И поцелуй был слишком решительным и грубым. А потом она сидела на скамейке, вытянув ноги в синих эластичных брюках, и смотрела на Анисима оценивающим взглядом. И этот взгляд тоже было неприятно вспоминать…
Свет на веранде погас. Горели только лампа на столе, возле которой бабка Устя обычно раскладывала свой пасьянс, и лампа в закутке на веранде — дачном кабинете отца. Видимо, там уже закончился ужин, и каждый занялся своим делом: мать ушла в комнаты готовить постели на ночь, отец засел за книги и рукописи, а бабка Устя раскладывает пасьянс и будет упрямо и неутомимо раскладывать его до тех пор, пока все не лягут спать. Почему бабка Устя всегда ложится спать последней? Бывает, что отец засиживается за книгами далеко за полночь или мать провозится с хозяйством часов до двух. А бабка Устя, побледнев от усталости, будет одна сидеть на веранде, вздрагивающими пальцами выковыривать из мундштука шпилькой для волос окурок сигареты и вставлять новую и все-таки дождется, пока лягут все. И если он, Анисим, задерживался где-нибудь, то, возвращаясь домой, он еще издали видел горящую на веранде лампу бабки Усти. Наверное, чтобы спокойно уснуть, ей надо было убедиться, что день действительно окончен и что уже больше ничего не произойдет, все в порядке, все легли, все спят… Отца и мать сердила эта привычка бабки Усти, но они ничего не могли с ней поделать. Наверное, они перестали бы сердиться, если б поняли, почему бабка Устя так упряма в этом. Анисиму, если он возвращался домой за полночь, всегда приятно было увидеть в ночи бессонно горящий на веранде огонек бабкиной лампы.
Снова на участке Удочкина зазвучали голоса — несколько мужских и женских. Женский что-то выкрикнул, мужские забубнили успокаивающе. Там тащили что-то тяжелое, — это было слышно по голосам, по прерывистому дыханию говоривших и по медленному хрусту их шагов. Дочь Удочкина опять что-то выкрикнула — что-то отчаянное, надрывное, — и опять забубнили успокаивающие мужские голоса.
Анисим поднялся и глянул через забор. Но ничего не увидел. Мужчины и дочка Удочкина уже прошли к калитке. Он увидел только одиноко стоящую на освещенной веранде тонконогую Ксюшу, внучку Удочкина. Она стояла, опустив руки, как по стойке «смирно», и смотрела вслед ушедшим в сторону калитки. Опять зарокотал автомобильный мотор и вспыхнули фары.