— Чемодан он мог бы перенести сам, — тихо сказала Алька.
— Точно. Поправка принята. Чемодан несет он.
Он говорил еще долго, острил, удачно и неудачно, а закончил так:
— Можешь считать это официальным предложением. Руку и сердце и всякое такое. До гроба, до последнего вздоха. Получается, что мы должны пожениться. Немедленно.
— Как это понимать — «немедленно»? — спросила Алька.
— Мы едем на дачу. Я объявляю обо всем матери. Договариваюсь с Иваном. Это вместе с дорогой займет часа три. Возвращаемся в Москву, идем в загс. Подаем заявление. Снимаем комнату. Через месяц расплачиваемся из первой получки. Вторая половина двадцатого века — космические скорости!
Он запнулся, — он никогда не видел Альку такой бледной. И губы у нее вздрагивали.
— Валя, — сказала она, — тебе действительно полезно иногда не спать по ночам…
Она сидела на берегу пруда и изнывала от ожидания. Преферансисты шумели и ссорились; дети визжали, окунаясь в холодную воду; поскрипывая уключинами, скользили по пруду лодки; у буфета выстроилась очередь за кефиром.
Альке было жаль и этих преферансистов, и детишек, бултыхающихся в мутной воде, и людей, что лениво, разомлев от жары, ворочали веслами посреди затянутого ряской пруда. Жаль высоких красностволых сосен и мошкары, серебряными искорками вьющейся над зеленой водой. Это была жалость счастливого человека. Никто не был сейчас счастлив так, как она, и, значит, все заслуживали жалости.
Кто-то из этих преферансистов проиграет, а кто-то выиграет, но ничего в жизни у них от этого не изменится. Мамы разведут детей по дачам, и там дети будут ныть над своими манными кашами и с железным упорством отстаивать свое право не есть котлету. Человек в лодке в конце концов пристанет к берегу и уйдет по привычной дорожке мимо давно знакомых дач, и завтра день у него будет такой же, как сегодня. И десятилетиями неподвижно будут стоять эти сосны с медными стволами, и затейливыми зигзагами будет виться над зеленой водой серебряная мошкара. Одинаково изо дня в день!
Алька не понимала, откуда эта острая, переполняющая сердце жалость, но ей было жаль всего, что вокруг, и она любила все это, как никогда прежде. И визгливых детей, и их мам, и преферансистов в их нелепых трусах и шляпах, и сосны, и воду.
Неужели все будет так, как сказал Валентин?.. Алька не отрывала взгляда от дачи за забором из металлических сеток. Что сейчас делается там? Минуты тянулись мучительно. Алька изнывала. Может, лучше было бы и ей пойти вместе с ним? Невозможно больше ждать!
Алька встала и медленно пошла берегом пруда. Дача стояла у начала тенистой просеки. Где-то ухал волейбольный мяч и раздавались веселые голоса. Где-то играла радиола. Но на даче за забором из сеток было тихо. Деревья и кусты закрывали ее почти всю. Альке был виден только верхний этаж с одиноким овальным окном и игрушечным балконом. Ближе подходить было нельзя. Алька присела на траву за кустом.
Мимо нее, вихляя передним колесом, проехал на велосипеде лысый мужчина в шелковой пижаме. На руле у него болталась авоська с пустыми молочными бутылками. Он очень торопился, наверное в буфет на берегу пруда за кефиром. Велосипед мотало из стороны в сторону, и было непонятно, как человеку в пижаме удается усидеть в седле. Альке стало жаль и его. Купит кефиру. Вернется, будет пить его и радоваться. Ну и что?
Она сидела, спрятавшись за куст, и смотрела на овальное окно и игрушечный балкон. Хоть бы один какой-нибудь звук донесся оттуда! И тишина эта показалась ей грозной. Алька действительно знала мать Валентина. От нее можно было ожидать чего угодно. Сумеет ли Валентин уговорить ее и что останется от его решительности, если мать заупрямится? На все это было трудно ответить. И Алька подумала: как это глупо, что она сидит здесь на пыльной траве с приклеенным на нос листком, сжавшись от волнения, пока за этим забором из ржавых металлических сеток решается ее судьба.
Сигареты остались у Валентина, Алька грызла горьковатую зеленую ветку и сквозь укрывавший ее куст смотрела на калитку дачи.
Можно обойтись и без согласия матери. Вовсе не обязательно, чтобы старуха пришла в восторг от их плана. Но что будет делать в этом случае Валька?
Неужели с сегодняшнего дня они с Валентином навсегда будут вместе? И ничто не порушит их любовь? Светлана Николаевна как-то сказала, что прожила со своим мужем всего две недели. А мама жила с отцом только три года. И вот теперь она, Алька, ждет своей участи.