Голос был таким знакомым, словно только вчера довелось слышать его в последний раз.
— Пошлость, — сказал Боков. — Набор слов. И все-таки я, кажется, сейчас запла́чу, братцы.
Слушали все. Даже хмурые шахматисты подняли от доски лобастые головы. Боков блаженно улыбался. Глаза у Майи повлажнели.
Всем, кто сидел сейчас в комнате или бездельно слонялся по ее углам, было по сорок с лишним. Они были ровесниками.
— Есть еще «Мой костер», «Утомленное солнце», «Маша», — сказал Боков. — А вообще-то нужен голубой патефон, гнусавенький такой. И чтобы вертеть ручку до седьмого пота. Современная техника мешает полной иллюзии.
Придорогин слушал внимательно, слегка постукивая по столу в такт песне желтоватым от сигарет крепким пальцем… А в общем, лицо его мне нравится, мне даже трудно оторвать от него взгляд, хотя я понимаю, что неприлично все время смотреть на малознакомого человека.
А что, если бы мы ушли отсюда через десять минут, чтобы уже никогда не расставаться? Что было бы тогда?
Во-первых, по совершенно необъяснимым причинам прохожие, милиционеры и шоферы такси перестали бы ухмыляться нам вслед… Наверное, половина женского счастья заключается в том, чтобы твердо знать: мужчина, который уходит от тебя утром, обязательно вернется к вечеру. И так будет всю жизнь…
Теперь уже другой голос, женский, но тоже очень знакомый, пел:
— Роскошная пошлость, — сказал Боков. Мягкое, словно плюшевое, лицо его морщилось от удовольствия.
Хмурые шахматисты, слушая пластинку, улыбались одинаково грустно, с ласковой снисходительностью, в Майя, кажется, и в самом деле готова была заплакать.
И как только Боков сумел сохранить эти пластинки? Сквозь шипение просачивались сладкие звуки довоенных танго и фокстротов. А потом вдруг, ударив по сердцу, возникла песня:
Сколько раз пели мы эту песню с превеликим упоением в те далекие годы, когда были юными… Сколько лет назад учились мы танцевать под эти пластинки? И не было тогда ни войны, ни атомной бомбы, ни Хиросимы…
Сева Боков вытаскивал свои пластинки из портфеля одну за другой, все вперемежку: «Утомленное солнце», а потом — «Дан приказ ему на Запад…», «Любимый город может спать спокойно…».
…Первая ночь войны! Мы сидели в затемненном школьном зале — старшеклассники — дежурные группы самозащиты, и свет настольной лампы ничем не отличался для нас от пламени походного костра. Мы пели — вот эти самые песни, — увлеченно, негромко, дружно, сердца наши переполняла гордость, и мы чувствовали себя причастными к тому, о чем пелось в этих песнях, словно это пелось про нас. Пели и ждали, что громкоговоритель — черный картонный круг — вот-вот объявит нам из угла, что наши войска перешли границу Германии и скоро войдут в Берлин…
Придорогин улыбнулся своей мимолетной улыбкой и грустно покачал головой.
…Днем мы рыли на школьном дворе защитные щели — траншеи метра в два глубиной в виде буквы «зэт». Шили матерчатые мешочки. Потом их набивали песком. Считалось, что если такой мешочек кинуть на зажигательную бомбу, то ткань сгорит, а песок, рассыпавшись, загасит огонь.
Странно, но когда я вспоминаю тот далекий день, мне кажется, что у всех нас в глубине наших душ, за сумятицей самых разнообразных чувств, жило и чувство счастья. Да, счастья… Наверное, это было счастье какого-то удивительного уединения. Или счастье внезапно ощутить себя нужным… Мы, конечно, знали, что война будет. Она неуклонно придвигалась к нам. Нас учили ей: как надевать противогаз, как отличать ОВ — отравляющие вещества. И вот война пришла. И мы были заняты настоящим делом…
— Как пахнет иприт? — спросила Светлана Николаевна.
— Иприт — маслянистая желтоватая жидкость. Пахнет чесноком, — не задумываясь и нисколько не удивившись вопросу, ответил Придорогин.
К счастью, познания эти так никому и не понадобились, а вот запомнились на всю жизнь. Боков все вытаскивал свои пластинки.
…На третий или четвертый день пришел приказ: срочно перетащить все школьное имущество и архивы в зал. К вечеру школу должна была занять воинская часть.
Мы перетащили в зал папки с делами, классные журналы (средоточие наших радостей и огорчений за многие годы), оборудование из физического и химического кабинетов.