— Приятное качество, — усмехнулся Придорогин. — А за сигареты она даже не потрудилась поблагодарить.
— Зачем?.. Считайте, что вам было оказано высшее доверие. Она вполне могла сказать: «Что вы мне их суете? Вам ведь жалко. Даже руки трясутся от жадности».
Придорогин засмеялся. Потом замолчал сразу и посмотрел на Светлану Николаевну… Они сидели молча, завороженные и скованные близостью друг друга.
— Завтра я уезжаю, — сказал Придорогин.
— Я это уже знаю.
— Я хочу, чтоб вы ждали моего возвращения. Когда человек уезжает, надо, чтобы кто-нибудь его ждал.
— Не я.
— Но я уже не могу без вас.
— Обойдетесь.
Придорогин разозлился. В его глазах не осталось и следа покорной ласковости. В них теперь проглядывало едва сдерживаемое бешенство. И такой взгляд был знаком Светлане Николаевне. Мужские глаза смотрели на нее и так.
— К черту! — сказал он. — Вы что, не видите, что со мной делается? Не хочу, не желаю и не буду без вас.
— А это неправда, — спокойно сказала Светлана Николаевна.
Надо потребовать, чтобы он сейчас же ушел и перестал мучить меня. Пусть убирается!
Придорогин вдруг погладил ее по щеке большой теплой ладонью.
— Так вот, учтите: я от вас не отвяжусь, — он снова улыбнулся своей короткой улыбкой. — Буду ходить по пятам. Писать письма. Ждать у подъезда. И ничего вы с этим не сделаете, потому что любовь выше самолюбия. Мало вам этого?
— Слишком много… Поменьше — было бы, пожалуй, куда спокойней, — насмешливо сказала Светлана Николаевна.
Она встала и хотела отойти от него. Но он взял ее за локти и повернул к себе.
— Ну что еще? — спросила она.
— Вы не верите мне? Почему?
— Все эти слова, которые вы говорите, не для меня. Я просто подвернулась под руку. Чепуха все это. Вранье, как сказала бы Алька. Чувствуется тренировка.
— Зачем же так грубо? — серьезно спросил он.
— А тут уж извините. Я ведь сама себе кормилец и заступник. Сама за себя ответчик. Немудрено было научиться и мужской грубости. Обороняюсь как могу.
Теперь он смотрел на нее снизу вверх. И чтобы не видеть его взгляда, Светлана Николаевна наклонилась и крепко прижала его голову к груди.
— Я не уйду, — пробормотал он.
— Уйдешь, — сказала она тихо и ласково.
Придорогин не шелохнулся.
…Зачем он явился? И сидит теперь здесь, в ее комнате, большой, горячий, плотно упершись в пол крепкими ногами в сандалетах, вдавив в подлокотники кресла тяжелые загорелые руки. Ворот его рубахи скручен и небрежно расстегнут. Брюки помяты. Каменная грудь, тяжелые плечи. Завоеватель! Сидит и спокойно смотрит на нее. И все понимает… Что, кроме мучений, он может принести ей?
Она отошла в сторону, села на диван. Попросила:
— Не надо больше об этом, Сережа. Сидите спокойно и не мучайте меня.
Он хмуро молчал, глядя в пол.
— И нечего надуваться, — сказала Светлана Николаевна. — Все пройдет. Забудете! Так-то вот!.. Расскажите лучше что-нибудь про себя. Вы столько ездили, много повидали, а рассказываете только какие-то странные байки.
— Да, ездил, — усмехнувшись, сказал он. — Экзотические страны. Азия, Африка, Индокитай… Эпидемия в тропиках не такая уж веселая штука.
— И все-таки…
Он поднял голову, сказал с деланной бодростью:
— Ну что ж, переменим тему разговора, если вы на этом настаиваете… Экзотика? Существует, например, на свете такая знаменитая река Нил. Нет ничего красивей финиковых пальм на его берегах. Но сам Нил красив только на закате, когда становится розовым. А так — это желто-бурая жижа. И я, как говорят, по долгу службы разглядывал Нил не во время восходов и заходов, а заключенным в пробирку и под микроскопом. Он несет людям не только жизнь… Обычно у меня не хватает времени любоваться красотами. Я преимущественно вижу в своих поездках только умирающих людей. Таковы, так сказать, особенности профессии.
Он помолчал и добавил:
— Я чувствую, что мне надо уходить.
— Пожалуй, да… И… поскорей.
Он медленно поднялся, засунул в карман коробочку с сигаретами, спички. Спросил:
— Похоже, что вы выгоняете меня?
— Нет, — сказала Светлана Николаевна. — Но если бы и да? Ведь любовь выше самолюбия. Так, кажется? — Она помолчала. — Вы ведь для меня тоже не марсианин. И потом, в мою профессию входит человековедение. В разных позициях видела я ваше мужское племя. Вообще-то вы народ неплохой — сильная половина человечества. Но с нами умеете быть ненадежными. Что стоит сказать лишний десяток слов женщине так, между прочим?.. Многие годы я делала вид, что верю таким словам. Иногда они даже бывали более или менее искренними. А теперь не хочу верить, потому что знаю: не дай мне бог поверить. И ничего мне не нужно. В самом деле, уходите. Прошу вас, Сережа. Пусть у вас все будет хорошо в вашей поездке.