Потом Зина танцевала одна, а Арсений с Валентином о чем-то заспорили. Алька не разбирала слов, мешала музыка. Но спор, видимо, разгорелся нешуточный. Лица у обоих были злые.
Алька лежала на диване, свернувшись калачиком. Она устала за день, но все равно ей было хорошо. Все утренние неприятности отодвинулись куда-то очень далеко. Словно не сегодня, а бог знает когда она сидела с наклеенным на нос листиком у забора из ржавых металлических сеток и изнывала от волнения. Казалось, что это было очень давно. А в памяти остался зеленый, пронизанный солнцем день. Красностволые сосны. Серебряная мошкара над зеленой водой… Алька в конце концов тоже поплавала. Потом они катались на лодке. Потом пили холодный кефир прямо из бутылок. И снова купались.
Алька лежала на диване, сонно щурилась, и в глазах у нее все еще поблескивали солнечные зайцы на воде. Слегка побаливала прогретая солнцем кожа на плечах и спине. И было хорошо лежать так, и сонно жмуриться, и думать о том, что завтра предстоит такой же беззаботный солнечный летний день.
Арсений встал и сказал громко, перекрывая грохот магнитофона:
— А за это я могу и вмазать раза́!
Валентин продолжал сидеть и смотреть на Арсения, крепко сжав губы.
Зина, не прерывая танца, прикрикнула на них. Арсений сел. И они опять принялись с Валентином обмениваться какими-то негромкими и злыми словами.
О чем они? Альке было лень вставать и подходить к ним. В последнее время Арсений с Валентином стали цапаться все чаще. «Это и понятно, — подумала Алька. — Они ведь совсем разные».
И все они, в общем, разные. В детстве это было не так заметно. Например, Зина. Была девчонка как девчонка. Любила украшать себя всякими бантиками, вечно устраивала интриги с мальчишками. А в общем была безобидная.
А сейчас в ней и в самом деле стало проступать что-то новое и неприятное.
Лицо у нее белое, чистое. Совсем еще молодое. А иногда Альке кажется, что сквозь него проглядывает жирная физиономия какой-то чужой важной женщины — из тех, что ругаются в очередях и травят соседей. И скупают фарфоровые сервизы. А Арсений — парень настоящий, прочный. Зачем ему Зина?
Алька вздохнула и закрыла глаза. И опять задрожали солнечные блики на воде, закачали макушками сосны… Просто они все взрослеют, и уже невозможно относиться друг к другу так же бездумно, как раньше.
А Валентин?.. Алька открыла глаза и посмотрела на него.
Наверное, Валентин не самый лучший человек на земле. А может, вся беда в том, что он недостаточно сильно любит ее?
Алька смотрела на него и не испытывала привычной нежности. Она впервые смотрела на него как чужая. Какой же он на самом деле? Во-первых, пижон. Вот сидит сейчас, задрав ноги на спинку стула. И не потому, что так удобно, а потому что — современно… Купил рижскую шоферку с лакированным козырьком, очки темные импортные, разъезжает по городу на своем сундуке и чувствует себя героем из какого-нибудь итальянского фильма… А с ней он ходит потому, что она красивая девчонка. Все так говорят. И все ему завидуют, что возле него такая девчонка. Только и всего!
От мысли этой стало так горько, что Алька беспокойно заворочалась на своем диване… Нет, нет! Он ее, конечно, любит! И конечно, он добрый малый. Это сразу становится видно, когда он, например, улыбается — так широко, доверчиво, ясно… Но почему же он тогда не замечает, как ей плохо?
Пленка на магнитофоне кончилась, и Алька услышала голоса Валентина и Арсения. Арсений говорил Валентину:
— И на черта нужна твоя мускулатура, если ты все равно ничего делать не хочешь? Показывать ее девчонкам на пляже в Татарникове?
— Зато ты работяга. Вкалываешь за троих. А я хочу так: отработал свои восемь из двадцати четырех — и порядок! И чтоб меня никто ничему не учил. И никакой критики и самокритики.
— Так не бывает.
— Сегодня ему это объяснили, — лукаво сказала Алька, но Валентин, кажется, не расслышал ее слов.
Зина поставила новую пленку и пошла к Арсению, протягивая руки.
Валентин улыбнулся Альке и подмигнул. Но улыбка у него, как и утром после пощечины, была неуверенная, заискивающая.
О поездке на дачу и о том, что из этого вышло, Алька и Валентин, не сговариваясь, никому не рассказали.
Алька забавно, как кошка, вытерла затекшие за уши слезы. Светлана Николаевна не торопила ее: пусть немного успокоится.
— Зина с Арсением посидели часов до двенадцати, — сказала Алька. — Выпили, потанцевали… Потом они ушли.