Алька опять надолго замолчала. Видно, ей и в самом деле было нелегко рассказывать обо всем происшедшем.
Как и накануне, она заперлась одна в комнате Валентина. А во втором часу ночи внезапно приехала с дачи его мать.
— Она специально приехала с последней электричкой, ночью, чтобы нас застукать, — сказала Алька.
Она потребовала, чтобы Алька открыла дверь. Вошла в комнату, зажгла свет. Алька торопливо кинулась обратно под одеяло, но Анна Митрофановна сгребла со стула ее одежду и, швырнув ее Альке на кровать, сказала коротко:
— Одевайся. Разговаривать будем.
Валентин стоял молча где-то за дверью. Анна Митрофановна села на стул и принялась ждать, пока Алька оденется.
— Выйдите из комнаты, — попросила Алька. — Дайте мне одеться.
— Ишь ты, какая совестливая, — усмехнулась Анна Митрофановна. — Застеснялась вдруг. А чего меня стесняться? Я ведь баба, а не парень.
Она продолжала сидеть на стуле и, пока Алька одевалась, внимательно разглядывала ее суровыми серыми глазами. И под этим спокойным, слегка брезгливым и словно бы оценивающим взглядом Альке было мучительно стыдно, как никогда в жизни…
— Если б у меня было что-нибудь подходящее под рукой, я б ее убила, — сказала Алька звенящим голосом.
— Ну зачем же так? — усмехнулась Светлана Николаевна. — Ее ведь тоже можно отчасти понять…
Анна Митрофановна сидела на стуле каменно-спокойная и разглядывала Альку. Потом спросила:
— Что это ты все в штанах ходишь, как парень? Что, тебе Надежда Алексеевна да Петр Захарыч платьица какого-нибудь справить не могут? Девка складная, статная, а уродуешь себя.
Она встала, подошла к окну, распахнула его пошире.
— И табачищем начадила — не продохнешь… Тоже мне мода: в девичьи годы по ночам папироски курить. Невестушка!
Она вышла из комнаты. В коридоре их ждал притихший и растерянный Валентин.
Анна Митрофановна заглянула в столовую. Увидела на столе бутылки из-под токая, грязные рюмки и кофейные чашки с застывшими на дне черными лужицами кофе. Пол в комнате был весь исчеркан подошвами, засыпан табачным пеплом. И, как назло, на самом видном месте, посреди комнаты, валялся на полу нахально длинный окурок от Зининой папиросы «Фестиваль» со следами губной помады.
Анна Митрофановна оглядела все это и сказала:
— Значит, уже и свадебку сыграть успели? Та-а-ак! — Она повернулась к Альке: — Послушай-ка, Александра. Я в жизни своей в неприбранной комнате спать не ложилась. Учись и ты по-человечески жить. Насвинячили, так приберите за собой. Слуг на вас нет… Я вот посижу с дороги, отдохну, а вы приберите… И этот тоже хорош, молодожен. Словно не в трудовой семье рос, словно не я его учила.
И Алька с Валентином принялись мыть посуду и подметать полы. А Анна Митрофановна сидела на диване, обмахивала раскрасневшееся от жары лицо газетой и посматривала на них с усмешкой.
Валентин двигался неторопливо, с подчеркнуто независимым видом.
Анна Митрофановна заметила это, прикрикнула сурово:
— Ты мне одолжения не делай! За собой небось убираешь. И чайник поставь. Чай будем пить.
А когда рюмки и чашки были домыты, Анна Митрофановна придирчиво оглядела их и сказала:
— Неважно моешь, Александра. Как свое хозяйство поведешь? В доме главное — чистота. Мужчины, они ее нарушают, и все равно для мужа первое дело, чтобы в доме чисто было, чтоб душа отдыхала… Он у меня к этому тоже с детства приучен, — она кивнула на Валентина. — Это он сейчас распустился, пока я на даче живу. А вообще он тоже порядок любит. Так что учти на будущее.
Валентин натирал полы щеткой. Движения у него уже были не такие замедленные, как раньше. Он работал старательно и не смотрел на Альку…
— За все время, как она появилась в квартире, он ни разу не взглянул на меня, — сказала Алька. — А потом незаметно снял с руки часы, которые я ему подарила, и сунул в карман. Чтобы мать не заметила.
Светлана Николаевна осторожно погладила Альку по руке.
— Наверное, он просто боялся скандала, — сказала она. — Не хотел еще больше все обострять.
— Да, — сказала Алька. — Он трус…
Наконец все было прибрано и вымыто. Валентин принес из кухни кипящий чайник.
— Ну что ж, хозяйничай, Александра, — сказала Анна Митрофановна. — Чашки вон там, в буфете, с правой стороны. А варенье на нижней полке. Попьем чайку.
Голос ее звучал по-будничному, словно им с Алькой уже не раз доводилось распивать чай вот так, за одним столом, да еще в середине ночи. А Валентин посмотрел на мать с беспокойством, — он не верил ее благодушному тону.