— Что вы такое говорите? — спросила Алька. — В чем это я вас надула?
— А в том, что вы с ним вот так, шиворот-навыворот, с другого конца свадьбу сыграли. На доброту мою рассчитывали? Что ж, пользуйтесь ею!
Алька и в самом деле не сразу поняла, о чем говорит Анна Митрофановна.
— Теперь уж что я могу поделать, когда ты с ним ночь провела? — сказала та. И тут Алька поняла.
— Не смейте, — сказала она тихо, одеревеневшими вдруг губами.
— Ты что же, будешь мне басни рассказывать? — спросила Анна Митрофановна. И опять, как час назад, когда Алька одевалась, посмотрела на нее спокойным, слегка брезгливым и все понимающим взглядом. — Нет, ты мне, невестушка, басни не рассказывай.
Она не верила Альке. У нее было свое понятие об этих вещах…
— Она сказала, что мне нужно теперь прикрыть грех и что она это понимает. — Алька жадно дымила сигаретой. — И что она не такой зверь, чтобы выгонять меня после этого на улицу. «Что люди скажут?» Она просто упивалась своим благородством.
— Ну и что же ты сделала? — спросила Светлана Николаевна.
— Сказала все, что я о ней думаю, — Алька зло усмехнулась. — Был шум, гам и тарарам. Почти с битьем посуды. Чаепитие сорвалось. Валька тоже потерял терпение и стал кричать на нее. Но вопрос был поставлен железно: или я признаюсь, что я подлая тварь, и остаюсь в доме, или беру чемодан и выкатываюсь. Я взяла чемодан и выкатилась.
Алька присела на диване, сердито отстранила от лица зеленые вьющиеся стебли, свисавшие из подвешенного на стену горшка.
— В этой комнате чувствуешь себя, как макака в джунглях, — сказала она.
— Да, история действительно противная, — сказала Светлана Николаевна.
Алька передернула плечами:
— Я ей говорю: «Не смейте меня оскорблять», а она усмехается. И уверена, что видит меня насквозь, что у нее душа настоящая и чистая.
Алька снова потянулась за сигаретой, но Светлана Николаевна отобрала ее у нее.
— Хватит дымить, — сказала она. — И между прочим, умываться и причесываться надо в любом случае жизни. А так ты и в самом деле похожа на макаку в джунглях.
— Сколько вам было лет, когда вы вышли замуж? — спросила Алька.
— Девятнадцать.
— А ему?
— Столько же.
— И у вас была своя квартира, большая зарплата и всякое такое?
— Нет. Он был матросом, а я студенткой. А комнату, вроде чулана, мы снимали. И питались почти только одними кукурузными лепешками и мандаринами.
— Мандаринами? Это неплохо: выйти замуж, жить в маленькой комнате и есть одни мандарины. Тоже красиво, для тех, кто понимает.
— Да, — сказала Светлана Николаевна. — Только с тех пор я их совсем не ем.
— И богатых родственников у вас не было?
— Нет.
— Ну вот! Так какого черта всем от меня надо?
— Были другие времена, Алька… Анна Митрофановна права в одном, и не смотри на меня, пожалуйста, зверскими глазами: вам с Валентином надо рассчитывать только на самих себя. Дело складывается так, что с женитьбой вам действительно лучше пока подождать.
— Но вы ведь не ждали?
— У нас не было времени. Ждать я должна была потом. И готова была ждать и год, и два. А получилось, что я прождала двадцать пять лет и, кажется, теперь уже буду ждать всю жизнь.
Алька притихла и сочувственно посмотрела на Светлану Николаевну. Но лицо у той было спокойное.
Алька встала, прошлась по комнате, подошла к магнитофону. Заметив недовольный взгляд Светланы Николаевны, сказала:
— Я — потихоньку… Интересно, до скольких лет надо прожить, чтобы тебя перестали учить все, кому не лень?
Музыка развеселила Альку. И вообще настроение у нее менялось быстро. Она танцующим шагом, притопывая маленькими туфельками, прошлась по комнате. Магнитофон наигрывал что-то бойкое. Алька тихонько поводила коленками, тоненькое ее тело как-то очень странно надламывалось в талии. Она веселилась.
— Что же будет дальше? — спросила Светлана Николаевна.
— Не знаю, — беззаботно сказала Алька. — Есть, правда, один вариант. Тетка будет в восторге, дядя тоже. Могу доставить им удовольствие.
Она, танцуя, прошлась по комнате, остановилась перед Светланой Николаевной, притопывая.
— Ему тридцать два года, — сказала она. — Тринадцать лет разницы — в самый раз. Он порядочный, с квартирой, зарплатой, машиной. Художник. Рисует картинки для книжек. Зверюшек всяких. Называется ан-н-нималист. Во! Жена анималиста! Звучит? Только досада, что он, наверное, меня нарисовать не сможет. А было бы здорово! Для выставки в Манеже: «Портрет жены художника». Все закачались бы! Это первый вариант. А второй: пойти на макаронную фабрику и переехать в общежитие.