— Подсудимый Петров, встаньте, — сказал судья.
Дик быстро, но без излишней торопливости и не теряя достоинства, вытянулся за барьером.
— Вчера свидетель Митрохин показал, что вы, Петров, во время совершения незаконной валютной сделки не получали и не передавали долларов, потому что, как он сказал… — судья заглянул в бумажку, — «не хотели пачкать своих интеллигентных рук» и предпочли, чтобы «другие запачкались в грязи», а вам достались доходы. Ответьте суду, так ли это?
— Да, — сказал Дик. — Я этих долларов даже не видел. Я был только посредником.
— Объясните суду подробнее, что это означает.
— Хорошо, — Дик положил на барьер руки, готовясь к обстоятельному и неторопливому разговору. Зал притих. — Я уже говорил, что свободно владею английским языком. Это видно и из характеристики, данной мне институтом и приобщенной к делу. Я познакомился с этим самым туристом, выяснил его готовность продать валюту, а потом направить его к Говоркову и Масленникову. Сделка совершилась уже без меня. А через два дня я получил комиссионные.
— Почему вы не присутствовали при заключении сделки?
— Я считал, что в случае разоблачения это смягчит мою вину.
— Значит, вы все-таки думали о возмездии?
— Да, — просто сказал Дик.
— И знали, что оно неизбежно?
— Предполагал.
— И все-таки пошли на совершение преступления?
— Да.
— В-во дает! — прозвучал в тишине на весь клуб веселый голос. По залу прокатился приглушенный смех. Только пожилые работницы продолжали сидеть невозмутимо, сложив на коленях темные руки.
Судья постучал по столу твердой, как доска, ладонью. Зал умолк.
— Садитесь, Петров.
Дик вытащил из кармана аккуратно сложенный платок, вытер лоб, щеки, ладони и только после этого сел.
Старик Зеленский подтолкнул Светлану Николаевну в бок своим тупым локтем, прошептал:
— Ваш-то, ваш-то… Глядите, как бы не перестарался.
Светлана Николаевна не ответила. Действительно перестарается: судья Григорьев достаточно умен, чтобы понять, где раскаяние, а где игра. Неприязнь к Дику, возникшая у нее еще при первой встрече, не проходила, а усиливалась. Но какое это могло иметь значение? Работа есть работа.
Опыт подсказывал Светлане Николаевне, что процесс продлится еще два дня. А значит, еще два дня все ее помыслы и заботы должны быть сосредоточены на делах и судьбе этого, вовсе не симпатичного ей Дмитрия Петрова, по кличке Дик. Она должна принимать направленные в него удары, зорко следить за каждым словом раскалившегося от жары прокурора, уличать в противоречиях свидетелей, заявлять ходатайства.
Словом, она должна отдать Дику несколько дней своей жизни.
А потом он исчезнет, и, вероятнее всего, навсегда. А может, и объявится. Письмом из дальних мест, — скупое описание жизни в колонии, и искренние или лживые слова раскаяния, и спрятанная между строк надежда на ее помощь… Сколько таких писем скопилось уже у нее! А может, раздастся в неурочное время через много лет телефонный звонок: «Вы меня уже не помните… Я позвонил просто так. Все-таки много сил потратили вы тогда на меня, дурака…»
Но так или иначе он навсегда застрянет в ее памяти, как застряли сотни других, разобравших ее жизнь по суткам. Встанет с ними в ряд — молодой человек, с многоопытными глазами и пухлыми потными ладонями, привыкшими прикасаться к нечистым деньгам.
Какое имеет значение, симпатичен он ей или нет? Сидя здесь, в этом душном зале, она отдает ему частицу своей души, и он становится «делом ее рук». И если приговор будет неоправданно суров, он прозвучит и для нее тяжелым ударом. Такова профессия.
— Подсудимый Кокорев! — сказал судья.
Кокорев вскочил, заулыбался. В зале раздались смешки. Зал уже привык, что Кокорев шут, и заранее ждал веселья.
— Чертова дудка, — пробурчал старик Зеленский.
— Что это вы улыбаетесь, Кокорев? — спросил судья. — Вроде бы и нет оснований.
— Виноват! — бойко выкрикнул Кокорев и сразу стал послушным и печальным.
— Вы подтверждаете то, что сейчас показал суду Петров?
— Так точно… Он в самом деле, гад, рук пачкать не любил.
В зале с готовностью захохотали. Дик продолжал сохранять полное спокойствие и даже не взглянул в сторону Кокорева.
— Кокорев, выбирайте выражения!
— Слушаюсь… В общем, он любил — когда другие… Чтобы передать «зелень» — доллары то есть — он послал Баркова, Валерку вот и меня.