Феликс слушал, но продолжал думать о чем-то своем, пугающем Альку. И она замолчала.
Потрескивал и дымил костер. Издали с шоссе доносился отдаленный рокот автомобильных моторов.
Молчание становилось все более тягостным.
Феликс смотрел на Альку поверх костра, и черные, поблескивающие в свете пламени глаза его казались сейчас больше обычного и были усмешливо-грустными. И под этим неотрывным взглядом она опять почувствовала себя маленькой и беззащитной.
— Расскажите что-нибудь, — жалобно попросила Алька.
— Про что? — неохотно сказал Феликс.
— Вы же ездили недавно в какой-то заповедник зверей срисовывать, — сказала Алька. — Расскажите про это. Это, наверное, интересно.
— Понимаешь, Аля, со мной последние полгода происходит одна забавная штука: если я вижу что-нибудь интересное, мне хочется, чтобы и ты это увидела… Я смотрел, например, на лося, дремавшего в лесной чаще, и думал, что он и тебе, наверное, понравился бы. Роскошный господин. Величественный. И елки, думал, Але, наверное, понравились бы. Огромные, каждая как собор.
Он говорил в обычном своем тоне, как бы посмеиваясь над собственными словами. И все-таки это звучало не так, как обычные его разговоры, что он не может сделать без нее глотка воды, и всякое в этом роде.
Темные губы его вздрагивали, слова подбирались с трудом.
— Я и по Москве хожу так же… А когда работаю, ты сидишь рядом, заглядываешь через плечо и очень мешаешь. Когда человек делает работу, он должен быть один…
Неотвратимое приближалось. Алька знала, что надо сказать: «Замолчите». Но почему-то не хватало сил оборвать медленный, но напористый поток этих трудных слов. Они были нужны ей в этом мире, который стал суров к ней. И уже не имело значения, что их говорил совсем не тот человек, от которого хотелось бы их услышать.
— Я стал смотреть на все твоими глазами. Знаешь, как это называется? — Он перевел дыхание и сказал: — Любовь.
Надо было ответить на это. Надо было быть жестокой. Но жалость к этим тонким пальцам, бездумно и безостановочно ломавшим ветки, к вздрагивающим губам мешала ей… В самом деле, кому еще она нужна, кроме него?.. И Алька сказала осторожно:
— Я ведь хуже, чем все эти ваши слова.
— Нет.
Алька попыталась шутить:
— Тетка заявила мне вчера, что я злобное чучело.
Он поддержал ее попытку:
— Известно, что мы с тобой и тетка обо всем на свете думаем наоборот… И знаешь, чему я еще научился? Я умею отгадывать, что ты скажешь в том или в другом случае… Я, например, знаю, что бы ты сказала мне, если б я попросил: «Аля, выходи за меня замуж».
— Что? — тихо спросила Алька.
— Ты бы сказала: «Ну вот еще, чего выдумали!»
Он помолчал, дожидаясь ответа. Потом рывком переломил толстую ветку.
— Хватит ломать ветки, — сказала Алька. — И так кострище на весь лес. Пожар устроите.
Он послушно швырнул переломанную ветку в темные кусты. «Ну вот и все, — подумала Алька. — Конец…» И от мысли этой опять стало нестерпимо одиноко. Она зажмурилась. Как жить на свете, если ты так мала и беспомощна? Ей вдруг захотелось, чтобы он коснулся ее волос или щеки своей тонкой рукой с темными лунками ногтей.
Чего ему все-таки не хватает? Валькиной грубости и напористости? Сидит на пеньке и смотрит в темноту… Любишь, так хоть взбесись, что ли!
— Дайте мне еще какую-нибудь заграничную наклейку для чемодана, — неожиданно сказала Алька. — Мой бывший жених удавится от зависти.
Феликс повернулся к ней. Взгляд его был спокойный и жесткий. Никогда прежде он не смотрел на нее так.
— У меня такое впечатление, — спокойно сказал он, — что ты заслуживаешь хорошей взбучки.
— Ну вот еще, — вызывающе хмыкнула Алька.
Сказать ему сейчас: «Что ты там расселся на своем пеньке? Встань, подойди сюда. Ты же взрослый дяденька!» И может, тогда провалится к черту Валентин со своей мамашей. И уже не будешь ходить по свету словно облитая ни за что ни про что грязью… Только и всего два слова: «Пойди сюда».
«А все-таки я порядочная гадина», — подумала Алька.
Алька никогда не разрешала Феликсу провожать себя до самого дома. Феликс толком и не знал, в каком именно доме она живет. Наверное, он считал эту конспирацию одной из Алькиных причуд, но Феликс как раз тем и был хорош, что принимал ее причуды всерьез. А Алька просто боялась, что они вдруг напорются на Валентина.
Весь месяц она ждала, что Валентин все-таки приедет с дачи. Неизвестно, что получится, если он увидит возле нее Феликса. А тут еще мог оказаться рядом Арсений. Того хлебом не корми, дай только заварить какое-нибудь представление «с применением физической силы». Ему ведь ее девать некуда. И Валентин, наверное, поднабрался сил на кефире и летних борщах из витаминозных овощей. Нет, они не были джентльменами.