К тому же сегодня шансы встретить Валентина были особенно велики: вчера у него кончился отпуск, сегодня был первый день работы.
Как всегда, Феликс остановил машину на обычном месте в начале улицы.
— Пока, — торопливо сказала Алька.
— Постой. Мы не договорились на завтра.
Да, она была права, когда два часа назад подумала о том, что после сегодняшнего вечера отношения их уже никогда не будут прежними. Всю дорогу из леса они проехали молча, и сейчас голос у Феликса был непривычно жесткий. Он протянул руку за спиной у Альки и зажег в машине свет.
— Завтра я, может, буду занята, — опустив голову, сказала Алька.
— Как знаешь… Я позвоню?
— Позвоните…
Алька вышла из машины и захлопнула дверцу.
Каждый вечер этот щелчок автомобильной дверцы припечатывал еще один закончившийся день и означал, что до следующего утра веселая жизнь прерывается и начинается мартышкина. Сегодня он мог означать, что веселая жизнь кончилась вообще, насовсем.
Алька, как всегда, вошла в первую от угла подворотню и подождала, пока Феликс уедет. Потом не торопясь пошла домой обычным путем… Одинаковые дома из серого кирпича, молодые тополя вдоль тротуара. Для Альки они были старыми, потому что стояли всегда, сколько она себя помнила. За красной кирпичной коробкой кинотеатра «Ленинград» начинался парк — бывшее кладбище. Шел одиннадцатый час, последний сеанс уже начался, и у подъезда кинотеатра было непривычно пустынно.
А вот этого большого желтого дома когда-то не было. Алька помнит то время. Сначала засыпали овраг. Потом вырыли котлован под фундамент, но дом долго не строили. Осенью котлован наполнился желтой, пополам с глиной, водой, и мальчишки плавали по нему на надувных резиновых бубликах, что продаются в аптеках от пролежней. Алька сама совсем недавно продавала такие. А потом один из мальчишек, лет пяти, утонул… Очень давно это случилось. Алька была тогда совсем еще маленькой, но она, наверное, на всю жизнь запомнит лицо пожилого милиционера, который в мундире и сапогах кинулся в котлован и, топчась по пояс в желтой жиже, приседал и шарил руками, отыскивая утонувшего. Мальчишку нашли поздно. Но Алька уже не видела этого. Тетка увела ее, потому что маленькой девочке не полагалось смотреть на такие вещи.
Маленькой девочке! И вот она уже прожила целую жизнь: школа, курсы, работа. Первая неудачная любовь. А сегодня ей опять сделали предложение — второе в жизни… Ну и что? Была маленькая, стала большая. Тетенька с прошлым!
Приближаясь к дому, Алька непроизвольно все замедляла шаг. Поджидает ли ее там в темной подворотне Валентин или нет? Она сама не знала, хочется ли ей, чтобы он ждал ее. О чем они будут разговаривать? Что он скажет ей, а она ему?
Алька завернула за угол и вошла в подворотню. И сразу же увидела в глубине полутемного двора возле своего подъезда мотороллер-фургон Валентина.
Это было удивительно, потому что Валентин никогда не заезжал на нем домой, да еще в такое неурочное время.
Что-то произошло или должно было произойти!
Возле мотороллера маячила долговязая фигура Арсения. А вон и Валентин. Сидит на скамейке согнувшись, как-то неестественно переломившись в пояснице, положив голову на руки. Рядом с ним — Зина. Эта сидит выпрямившись, важно. Круглое лицо белеет в свете фонаря… Собрались все вместе! Пропадали, пропадали и — здрасьте!
Альке захотелось повернуть назад и уйти — поскорее, пока они не заметили ее. Пристанут сейчас с разговорами: то да се. А кто они ей — оскорбивший ее Валентин, длинный Арсений, надутая и важная Зинка?.. Но что все-таки произошло с Валентином? Может, разбился? Нет, мотороллер вроде целый, не помятый.
Она стояла в подворотне и медлила… Прохлаждался весь месяц на даче в свое удовольствие, а теперь вот сидит здесь согнувшись, как больной или побитый, и уже нет никаких сил уйти от него. И что в нем есть такое, в проклятом!
Арсений повернулся и увидел Альку. Взмахнул рукой, подзывая ее.
Алька не торопясь пошла через двор, независимо помахивая сумкой.
— Привет! — сказал Арсений. — Наконец-то!
Голова его почему-то была выбрита наголо, и от этого большие уши торчали лопухами. Он неожиданно и удивительно стал похож на того Арсения, с которым они когда-то ходили в четвертый или пятый класс.