Алька кинула в миску с водой последнюю очищенную картофелину, сказала спокойно:
— Эта кухня принадлежит ей так же, как и тебе.
— Небось уже мужиков двадцать ее на сегодня приглашали… Ничего, может, к вечеру на какую-нибудь пьянку отправится. Воскресенье все-таки.
Сегодня Альке было лень связываться с теткой. В конце концов, от ее слов Светлана Николаевна не станет хуже. Пусть фыркает. Все-таки она не удержалась:
— А ты б ей прямо сказала, что она тебе мешает.
— Помолчи! — прикрикнула тетка.
Она вывалила на стол перед Алькой груду золотистых, приплюснутых луковиц, коротко распорядилась:
— Почисть.
— Не буду, — сказала Алька. — Ресницы потекут.
Теткино рябоватое лицо рассерженно вспыхнуло.
— Ты и мужу будешь так отвечать?
— Конечно, — сказала Алька. — И потом, зачем мне нужно, чтоб от него луком пахло?.. Могу салат почистить.
— Сделай одолжение, — съехидничала тетка.
— Пожалуйста, — сказала Алька.
Целый день просидела она на кухне, безмолвно и послушно выполняя теткины распоряжения: чистила, мыла, резала. Но тетку такое Алькино послушание явно настораживало. Алька то и дело ловила на себе ее недоверчивый и напряженный взгляд, и это ее веселило.
Помешивая ложкой в огромной кастрюле и морщась от пара, тетка сказала как бы между прочим:
— Будь сегодня поласковей с Трофимом Терентьичем, доченька.
— Почему это? — спросила Алька.
— Ну… ты ему всегда грубишь… А он человек заслуженный… Из низов вон куда выбился.
— Ты что, хочешь меня за него замуж выдать?
Тетка хлопнула крышкой о кастрюлю.
— Ф-ф-ф, бесстыдница! У него же внуки!
— А кто вас знает? — спокойно сказала Алька. — Ведь ты с дядей так обо мне заботитесь, что можете что угодно придумать.
— Перестань грубить!
— Есть перестать грубить, — сказала Алька и посмотрела на тетку тем самым взглядом, который больше всего выводил ту из себя: прищуренные ресницы, искривленный в безразличной усмешке, накрашенный пухлый рот… Тетка ничего не могла поделать с собой, но, когда Алька смотрела на нее так, она всегда чувствовала себя старой дурой.
Она устало вытерла ладонью распаренное лицо. Звереныш! Ни на какой козе к ней не подъедешь!
«Может, все-таки сбежать? — подумала Алька. — А, к черту!.. Придет дядя Боря. Давно его не видела. С ним весело. Перебьемся как-нибудь вдвоем».
Дядя Боря был друг детства и школьный товарищ Алькиного отца. Но Алька любила его не только за это. В конце концов, Петр Захарыч был ее отцу родным братом.
В целом день прошел мирно. Пока они с теткой возились на кухне, дядя готовил к приему гостей комнату. Сдвинул в углы большие кадки с цветами, а горшки поменьше вынес в переднюю. Комната сразу приобрела жилой вид — стала просторной, светлой. Потом он запер на ключ платяной шкаф, ящики письменного стола и комода, а ключи положил в карман. Раздвинул большой обеденный стол. Расставил тарелки, разложил ножи и вилки.
К семи часам все приготовления были закончены. Тетка в последний раз придирчивым взглядом окинула уставленный полными блюдами, соусниками, селедочницами стол. Что ни говори, зрелище было красивое!
Вид у тетки был счастливый и победный. А Алька подумала с удовольствием: «Будет тебе вечером с дядюшкой что посчитать. Насчитаетесь!»
— Надень платье, — сказала тетка Альке. — В штанах за стол не пущу.
Алька послушно переоделась.
К восьми часам стали собираться гости. На званые вечера к Надежде Алексеевне приходили из года в год одни и те же люди, но Альке они были настолько безразличны, что она толком не знала их имен. Вот эти две громогласные, начальственного вида тетки, кажется, тоже были директорши детских садов. А кто из них Любовь Михайловна и кто Анастасия Васильевна — Алька так и не смогла запомнить. Пришел долговязый костлявый человек в темно-синем костюме с красным галстуком — инспектор райфинотдела. Его имя Алька помнила, потому что звали его смешно: Тит Никитич. К тому же Алька была когда-то убеждена, что все Титы обязательно толстые. И худой Тит сразу же запомнился ей.
Пришла Наденька — воспитательница из теткиного детского сада, почти ровесница Альки, года на три старше. Наденька Альке нравилась, — тихая, бледная, со школьными косами. У нее-то доброта в глазах была настоящей.
— Надежда! — командным голосом сказала ей Алька. — Садимся рядом. А то тут двух слов сказать не с кем. Сдохнешь с тоски.
Тетка, кажется, слышала ее слова, потому что посмотрела на Альку с испугом и умоляюще из другого конца комнаты.