— Присядь на минутку.
Тетка замерла с пустым блюдом в руках и мигом забыла, что надо было торопиться.
«Начинается, — подумала Алька. — Посмотрим, что вы затеяли». Она села рядом с Трофимом Терентьичем, высоко закинув ногу на ногу, открыв обтянутые нейлоном коленки.
Тетка поставила блюдо обратно на стол и принялась бессмысленно перекладывать с места на место ножи и вилки… Наверное, она и Трофиму Терентьичу успела рассказать, что Алька двое суток не ночевала дома, и про все остальное. Да и всему двору, наверное, рассказала. Привлекла, как говорится, общественное мнение на свою сторону. И теперь ждала результатов.
Трофим Терентьич сидел за столом важный, внушительный, выложив на скатерть свои большие белые руки, осуждающе глядел на Алькины коленки, как она беспечно побалтывает туфелькой. В раздумье пошевеливая бровями, готовился к обстоятельному разговору.
«Сейчас ты у меня получишь, коровий профессор», — подумала Алька, глядя в его узкоглазое, с каменными скулами, покрасневшее от еды лицо.
Она не помнила сейчас о Валентине, о всех неудачах последних дней. Но боль и обида, исподволь копившиеся в душе все это время, требовали выхода.
Светлана Николаевна лежала на диване в своей комнате и бездумно листала книгу. Шум за стеной у соседей мешал сосредоточиться. Она по два, три раза перечитывала один и тот же абзац, но слова существовали каждое в отдельности и не хотели складываться в осмысленные фразы.
О Дике можно было не думать. Решение было готово, — завтра в десять ноль-ноль у памятника Пушкину она сообщит его старику Зеленскому.
Шум за стеной у соседей нарастал… Интересно, какой номер отколет сегодня Алька? Очень уж подчеркнуто смирненький был у нее вид весь день, пока она помогала тетке на кухне. Светлана Николаевна достаточно хорошо знала Альку, чтобы понять: Алька что-то задумала.
А какая Алька была маленькая? В каком году они переехали сюда? Кажется, в пятьдесят первом? Альке тогда было лет пять…
Соседи получили ордер почти одновременно со Светланой Николаевной — дня на два позже, и Светлана Николаевна наблюдала, как в соседнюю просторную комнату вносят модную по тем годам, добротную тяжелую мебель.
Грузчиками руководили черноглазая женщина с крепким, как орех, рябым лицом и унылый мужчина с благостными глазами, в плохо сшитом дешевом костюме. Соседи привезли с собой множество цветов — в кадках, в горшках. Даже маленькая золотоволосая девочка в красном пальтишке, сопя, притащила в квартиру горшочек с пармскими фиалками и уставилась на Светлану Николаевну круглыми синими глазами.
Стали знакомиться.
— Я заведующая детским садом, — сказала женщина с темным лицом. — Петр Захарыч — диспетчер на железной дороге… Надеюсь, уживемся с вами.
— А чего бы и не ужиться? — прервал жену Петр Захарыч. — Все мы люди интеллигентные.
— А вы чем занимаетесь? — спросила Надежда Алексеевна.
— Я адвокат.
Ответ Светланы Николаевны явно не понравился соседке.
— Преступников, значит, защищаете? А зачем их защищать? Сажать, и все.
— Я так не думаю, — сказала Светлана Николаевна.
Жизнь потекла тихая и спокойная.
Через месяц, как-то вечером, у Светланы Николаевны засиделся Сева Боков. Он только что приехал из своей очередной дальней командировки. Болтали, пили чай с коньяком. Ушел Сева во втором часу ночи, через переднюю пробирался на цыпочках, чтобы не беспокоить соседей.
Утром Петр Захарыч деликатно постучал в ее комнату.
— Здравствуйте, Светлана Николаевна, — поздоровался он, глядя на нее благодушно и доброжелательно. — Вы меня, конечно, извините, но есть такое постановление Моссовета: после одиннадцати в квартире — тишина и порядок.
— Есть, — сказала Светлана Николаевна.
— Вот видите! — обрадовался Петр Захарыч. — Давайте будем его выполнять. А то вот вчера…
— Вы не так поняли это постановление, — чувствуя, как в ней закипает ярость, перебила его Светлана Николаевна. — Как юрист могу объяснить вам: оно учит людей уважать друг друга. А вы, кажется, прикрываясь этим постановлением, собираетесь поступить как раз наоборот.
— Ну уж не знаю, как там, — пряча глаза, все так же ласково продолжал Петр Захарыч. — Я, конечно, не юрист. Но у нас растет девочка, а тут в квартире за полночь посторонний мужчина. Какой пример…
— Немедленно замолчите, — тихо сказала Светлана Николаевна. — И прошу вас больше никогда и ни под каким видом не переступать порога моей комнаты.
Петр Захарыч смятенно глянул в ее побледневшее лицо, попятился и тихо прикрыл за собой дверь.