Надежда Алексеевна снова стремительно влетела в комнату. Правую руку она держала за спиной, что-то пряча в ней.
— Хватит с тобой цацкаться! — сказала она, задыхаясь от плача. — Пусть и соседка знает. Смолчать хотела от стыда, но пусть все знают… Не подходим мы тебе с Петром Захарычем? Не такие мы тебе? Жизнь на тебя положили, а ты про нас кому попало — такие да сякие… Расскажи вот лучше ей, да и мне заодно, где это ты по ночам пропадаешь?
— Она знает, а тебе — не обязательно, — сказала Алька.
— Не обязательно? Тогда расскажи, откуда у тебя вот это? За какие такие услуги тебе подарено? Или, может, на собственные трудовые гроши покупала?
Надежда Алексеевна вытащила из-за спины руку, победно вытянула ее. В руке у нее желтыми искорками поблескивали часы. Она держала их за ремешок брезгливо, как мышь за хвост.
— Золотые! За сто шестьдесят рублей!
Маленькое Алькино лицо побледнело.
— Кто разрешил тебе лазить в мою сумку? — спросила она тихо. — Немедленно отдай.
Надежда Алексеевна вдруг сникла. Ошеломленно глянув в ледяные Алькины глаза, она покорно положила часы в ее протянутую ладонь и, ссутулившись, всхлипывая, пошла к дверям. Остановившись на минуту, сказала:
— Эх, проморгала я тебя… Чужих воспитываю, а тебя проворонила. Ну, да что там! Поздно уж теперь.
Она безнадежно махнула рукой и вышла из комнаты.
— А ты умеешь быть жестокой, — сказала Светлана Николаевна Альке, когда дверь за Надеждой Алексеевной закрылась. — Зачем?
Алька взяла с тумбочки у дивана пачку сигарет.
— Полдня просидела за столом как порядочная: ни одной сигареты, — она с удовольствием, жадно затянулась. — Вот было бы интересно, если напоить всех людей каким-нибудь лекарством, чтобы они могли говорить только то, что думают… Приходит, например, человек на работу, надо ему сказать начальнику: «Доброе утро, Иван Иванович!» А получается: «Дурак вы, Иван Иванович. Очень надоела мне ваша глупая рожа». — Алька тихонько и зло засмеялась. — Весь мир тогда, наверное, перевернулся бы.
За стеной стало тихо. Приглушенные голоса слышались теперь в передней. Гости, видимо, поспешно расходились. Хлопала выходная дверь. Прощались вполголоса, словно расходились с панихиды. Только один бас пророкотал громко и благодушно: «Не Огорчайся, Надежда Алексеевна! Молодо-зелено! Я-то их хорошо знаю. Ершистая пошла нынче молодежь».
— Он! — сказала Алька. — Профессор!
— Голос довольно симпатичный… Что он тебе сделал? — спросила Светлана Николаевна.
— Хотел сделать добро, а я оказалась неблагодарной свиньей, — усмехнулась Алька. — Я уже с утра догадалась, что тетка не зря все это затеяла. Сначала он сказал тост за мое здоровье. Представляете, кто я ему такая? Налаживал душевный контакт. Потом перешел к беседе с глазу на глаз. Полчаса бормотал о задачах, стоящих перед советской молодежью, о моральном кодексе и еще много всяких других слов. А я это все должна была слушать. А потом вдруг предложил устроить меня по блату в свой ветеринарный институт.
— Так и сказал?
— Ну да! Что вы? Такие прямо не говорят. После морального кодекса перешел к тому, какое это благородное дело лечить овец и лошадей, какие телята симпатичные. А потом вдруг сказал: «А что касается проходных баллов, то я заведую кафедрой по профилирующему предмету… Так что можешь не волноваться». Если б он прямо сказал: «Знаешь, тетка меня просила, давай я тебя устрою по блату в институт», — я, может, тоже ответила бы ему просто, что мне в его институте учиться неинтересно. И все. А он такого наговорил! Прямо как из газеты читал. Тогда я его спросила: «А какой толк, Трофим Терентьич, телятам, если у них врач будет по блату? Они ведь у меня все передохнут». Я думала, он смутится, а он ничего, крепкий. Говорит: «Со временем ты обязательно полюбишь свою профессию, не сможешь не полюбить». И вроде все получилось правильно и красиво. К этому моменту наш разговор уже слушала не только тетка, но и вся комната. И тут я его добила. Я ему и говорю, а сама улыбаюсь: «А сколько вы, говорю, за это денег берете? Или достаточно закуски и выпивки?»
— Ну и ну! — сказала Светлана Николаевна. — А если он не берет взяток?
— А вы думаете, зачем он к нам пришел? Просто, наверное, какую-нибудь племянницыну дочку нужно устроить в теткин детский сад. Услуга за услугу… Да он вовсе и не смутился. Я все время думала, когда он читал свою лекцию о жизненном призвании: «Вот ты сейчас у меня завертишься!» Не завертелся! Тетка завопила, а он только усмехнулся и говорит: «Глупая девочка, когда-нибудь ты об этом пожалеешь».
Алька победно взглянула на Светлану Николаевну.